Материал из Викиновостей, свободного источника новостей. Иеромонах Иоанн (Гуайта). Читательский рейтинг: 7. Иеромонах Иоанн (в миру Джованни Гуайта, итал. Giovanni Guaita; 26 ноября 1962, Сардиния, Италия) — иеромонах Русской Православной Церкви, итальянский историк, исследователь Восточного христианства и писатель. Отец Иоанн Гуайта: В отличие от помощи взрослым людям, когда речь идет о неизлечимо больных детях, одна из главных задач хосписа — сделать все, чтобы ребенок был дома в оставшееся ему время жизни.
Иеромонах Иоанн (Гуайта): «Я сам родился экстремально»
Бродский в одном из своих произведений: «Человек — остров, или человек — архипелаг? По мнению отца Иоанна, человек — архипелаг, поскольку архипелаг предполагает связи между островами, а остров сам по себе является символом одиночества. Отец Иоанн рассказал, что для него Россия была чем-то неизведанным. В подростковом возрасте он читал Ф. Достоевского: «Я не очень хорошо все это понимал, его героев жалко, но читать было безумно интересно». Однажды дядя подарил ему книгу «Царская Россия» с множеством иллюстраций, среди которых отца Иоанна особенно впечатлила репродукция картины Ильи Репина «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года». После поступления в 1984 году ему вскоре предложили стажировку в Ленинграде в течение нескольких месяцев, где Гуайта впервые увидел тополиный пух. Благодаря отцу Александру отец Иоанн начал участвовать в жизни Церкви и понял, что это для него не только предмет исследования, а нечто гораздо более важное.
На Востоке это не так. Если мы возьмём совсем восток, ещё восточнее, чем Россия, это точно не так. Мацан — Там это ещё более не так.
Иоанн Гуайта — Вот более не так и так далее. Поэтому Россия, будучи между Западом и Востоком в каком-то смысле, есть такой очень удачный, на мой взгляд, опыт как бы между разумом и сердцем — чтобы использовать ваше же выражение. Но дело в том, что перегибы, может быть, бывают разные. Мацан — И в ту и в другую сторону? Иоанн Гуайта — И в ту и в другую сторону. Если вера человека основывается только на разуме, то это беда, безусловно. Но с другой стороны, если вера и опыт веры, общения с Богом это только некие эмоции и чувства — это тоже очень опасно. Потому что эмоции, чувства — вот сегодня мы их чувствуем, а завтра не почувствуем, да? Что такое опыт богооставленности? Это когда не чувствуешь Бога рядом.
Но это же чрезвычайно важный опыт в жизни человека, и все через это проходят. Поэтому если вера человека будет только... И он выходит оттуда... Это хорошо, но не может это быть всегда и не может быть на очень долго. Поэтому здесь надо совместить, безусловно, и рациональный момент, и, скажем так, эмоциональный. И главное, Христианство — это любить Бога и любить ближнего. Любить ближнего — это дела милосердия, они очень важны. Вот об этом не стоит забывать. Кстати, католики в этом очень сильны. Мацан — Вообще, мне кажется, Западные Церкви, в широком смысле слова, очень сильны в целом в социальной деятельности.
Иоанн Гуайта — Наверное. Видите, что и соответствует этому различию просто в ментальности. Я это вижу на самом деле замечательно. Мне кажется, это не проблема и не отрицательная вещь, наоборот, наверное, это нам показывает, что мы нужны друг другу. Вот Западное и Восточное Христианство должны быть в каком-то смысле намного ближе, чтобы как раз не было перегибов. Мацан — Мы с вами познакомились недавно на конференции, посвящённой наследию митрополита Антония Сурожского. Поэтому не могу не обратиться, и мы постоянно обращаемся к этой теме в наших беседах — о встрече с Богом. Вот у меня есть такое ненаучное наблюдение, что всё наше говорение о встрече с Богом так или иначе восходит к той самой знаменитой истории о чтении молодым Андреем Блумом Евангелия от Марка, после которого человек поверил во Христа и в итоге стал митрополитом Антонием. Вот так или иначе произнося эту фразу о встрече с Богом, мы где-то на каком-то уровне отсылаем именно к этой истории. А вот у вас встреча с Богом, со Христом, как произошла?
Учитывая, что вы из верующей семьи. Иоанн Гуайта — Да, я из верующей семьи, и сам, будучи ребёнком, был очень религиозным, очень любил службы, был алтарником и так далее. Я всегда рассказываю, что когда мне было четыре года, я уже научился читать, правда, очень медленно, но всё-таки умел читать. И в какой-то момент я спросил маму: «Мама, если священник заболеет, могу ли я вести службу? А вот как ты будешь проповедовать, например? Это была главная проблема для меня. Когда мне было семь лет, в первом или во втором классе учительница задала сочинение «Кем я хочу стать» — ну, классика жанра. Я написал, что я обязательно хочу стать священником, и обязательно им стану. И дальше рассказ о том, как я буду служить, какие облачения, какой потир и так далее. Самое интересное: я написал это сочинение и поставил дату.
Вы спросили об отношении моих родителей, вот когда меня в Москве рукоположили, родители были, приехали специально из Италии. И мама мне подарила вот это сочинение, которое она где-то хранила — я не знаю, где и как. И представьте себе: меня рукоположили ровно через сорок лет и три дня после того, как я написал это сочинение. Я всегда объясняю это так: сорок лет — это как израильский народ, который проходил через пустыню. Это известно — сорок дней Господь постился и так далее. Сорок в библейской культуре — это... А почему три дня? А потому что это совпало с днём рождения мамы. И таким образом я сейчас никогда не забываю её дня рождения, потому что это также и день моего рукоположения. Мацан — А я подумал, что три дня — это трое суток от Распятия до Воскресения Христа.
Иоанн Гуайта — Безусловно, так тоже можно вполне толковать, да. Но вот при всём этом, что был таким очень верующим, религиозным ребёнком, понятно, что когда наступил подростковый возраст, начался кризис и всякие вопросы и так далее. Я не мог найти ответы на многие вопросы. Я был очень замкнутым подростком. Вот сейчас до сих пор поражаюсь, как родители с этим справились, потому что я был просто отвратителен и с родителями абсолютно не общался и так далее. И в какой-то момент я решил, что я атеист, о чём и заявил родителям. Родители, конечно, были немножко в шоке, но они мне ничего не сказали. А потом получилось так, что однажды летом мы отдыхали с семьёй в какой-то гостинице в горах, и я увидел, что там какие-то палатки и там какая-то молодёжь: ребята, девушки. Они были старше меня, поэтому, конечно, мне было интересно с ними общаться и так далее. Оказалось, что они верующие.
И один из них, инвалид на коляске для инвалидов, ему было, наверное, 18 лет, он учился в медицинском институте, он плавал — руками, конечно, он водил машину — тоже всё управление ручное. И вот для меня, закомплексованного подростка, само его существование было вызовом. Вот человек, у которого такое ограничение, и он живёт полноценной жизнью. И я с ним познакомился, и помню, что вдруг я узнал, что он верующий, мало того — он ходит в храм. Я был настолько поражён, что я ему сказал: «Ну неужели есть верующая молодёжь? Я говорю: «А как же так, как получается, что ты веришь, что ты живёшь вот так?.. И после этого я, когда вернулся домой, помню, что я взял Евангелие откуда-то и стал самостоятельно читать. И вот там что-то произошло — немножко похоже на то, о чём рассказывает владыка Антоний, что вдруг я обнаружил, что эти... Я литературовед, я всегда безумно любил литературу, я очень много читал — вот научился читать, как уже сказал, очень рано и читал постоянно. А вдруг я почувствовал, что эта книга отличается от всех других, потому что её слова какие-то живые, по этим словам можно жить, что они могут...
Я помню, что я был настолько поражён, и в какой-то момент в своей комнате, до сих пор это помню, я читал-читал и чувствовал, что мне безумно это всё интересно и очень нравится, и главное — Иисус. И вдруг я вспомнил, что я же атеист. Я так решил, что я атеист... Лаврентьева — Что-то не клеится. Иоанн Гуайта — Я думаю: как же?
Он заметил в нем перекличку с рисунком из «Маленького принца», на котором слон был внутри удава, а затем рассказал о характере бегемотов.
Не будучи хищниками, они могут впадать в сильную агрессию, и тогда «против бегемота нет приема». Однако эта агрессия — от большой ранимости. Иеромонах с обыкновенной для него смелостью и честностью признает в чем-то и себя «бегемотом». Хотя, конечно, прихожане храма знают, что его любимый символ — черепаха, которая даже красуется на его аватарках в соцсетях. Во всем, что говорит и пишет отец Джованни, есть необыкновенная нота личного отклика, похожего опыта. Из-за вовлеченности и участия появляется чувство, что тебя понимают и принимают всегда — в вопросах веры, культуры, политики.
На вечере отец Иоанн рассказал о своих книгах: о переводах переписки Павла Флоренского на итальянский, о недавно переизданных «Беседах с католикосом всех армян», о книгах, посвященных геноциду армян, о книге «Монах в карантине». Она была написана во время ковидной самоизоляции и построена как мозаика.
И те, кого привлекает Православие, в итоге они как бы от ума приходят к сердцу, к какому-то такому не вполне рационализированному деланию, но к чему-то очень настоящему.
У нас был в гостях американец, который принял православие, такой замечательный Матвей Кассерли, который стал ездить в поездки на Русский Север храмы восстанавливать. И вот он говорил: «Я был протестантом, у нас всё логично: надо делать так, так и так. А вот меня спрашивают, зачем эти древние храмы восстанавливать.
Я отвечаю, что это нелогично, но спасительно», — вот какой-то иной взгляд на ситуацию. Я даже не спрашиваю, чувствуете ли это вы, но эта какая-то такая нерациональность Православия для вас наблюдаема, важна, как-то замечаема, какую-то роль для вас такое противопоставление играет? Иоанн Гуайта — Я думаю, что здесь есть доля правды, скажем так.
Безусловно, я бы не сказал, что католики или протестанты, а просто западные люди — для нас разум играет, пожалуй, главную роль в жизни. На Востоке это не так. Если мы возьмём совсем восток, ещё восточнее, чем Россия, это точно не так.
Мацан — Там это ещё более не так. Иоанн Гуайта — Вот более не так и так далее. Поэтому Россия, будучи между Западом и Востоком в каком-то смысле, есть такой очень удачный, на мой взгляд, опыт как бы между разумом и сердцем — чтобы использовать ваше же выражение.
Но дело в том, что перегибы, может быть, бывают разные. Мацан — И в ту и в другую сторону? Иоанн Гуайта — И в ту и в другую сторону.
Если вера человека основывается только на разуме, то это беда, безусловно. Но с другой стороны, если вера и опыт веры, общения с Богом это только некие эмоции и чувства — это тоже очень опасно. Потому что эмоции, чувства — вот сегодня мы их чувствуем, а завтра не почувствуем, да?
Что такое опыт богооставленности? Это когда не чувствуешь Бога рядом. Но это же чрезвычайно важный опыт в жизни человека, и все через это проходят.
Поэтому если вера человека будет только... И он выходит оттуда... Это хорошо, но не может это быть всегда и не может быть на очень долго.
Поэтому здесь надо совместить, безусловно, и рациональный момент, и, скажем так, эмоциональный. И главное, Христианство — это любить Бога и любить ближнего. Любить ближнего — это дела милосердия, они очень важны.
Вот об этом не стоит забывать. Кстати, католики в этом очень сильны. Мацан — Вообще, мне кажется, Западные Церкви, в широком смысле слова, очень сильны в целом в социальной деятельности.
Иоанн Гуайта — Наверное. Видите, что и соответствует этому различию просто в ментальности. Я это вижу на самом деле замечательно.
Мне кажется, это не проблема и не отрицательная вещь, наоборот, наверное, это нам показывает, что мы нужны друг другу. Вот Западное и Восточное Христианство должны быть в каком-то смысле намного ближе, чтобы как раз не было перегибов. Мацан — Мы с вами познакомились недавно на конференции, посвящённой наследию митрополита Антония Сурожского.
Поэтому не могу не обратиться, и мы постоянно обращаемся к этой теме в наших беседах — о встрече с Богом. Вот у меня есть такое ненаучное наблюдение, что всё наше говорение о встрече с Богом так или иначе восходит к той самой знаменитой истории о чтении молодым Андреем Блумом Евангелия от Марка, после которого человек поверил во Христа и в итоге стал митрополитом Антонием. Вот так или иначе произнося эту фразу о встрече с Богом, мы где-то на каком-то уровне отсылаем именно к этой истории.
А вот у вас встреча с Богом, со Христом, как произошла? Учитывая, что вы из верующей семьи. Иоанн Гуайта — Да, я из верующей семьи, и сам, будучи ребёнком, был очень религиозным, очень любил службы, был алтарником и так далее.
Я всегда рассказываю, что когда мне было четыре года, я уже научился читать, правда, очень медленно, но всё-таки умел читать. И в какой-то момент я спросил маму: «Мама, если священник заболеет, могу ли я вести службу? А вот как ты будешь проповедовать, например?
Это была главная проблема для меня. Когда мне было семь лет, в первом или во втором классе учительница задала сочинение «Кем я хочу стать» — ну, классика жанра. Я написал, что я обязательно хочу стать священником, и обязательно им стану.
И дальше рассказ о том, как я буду служить, какие облачения, какой потир и так далее. Самое интересное: я написал это сочинение и поставил дату. Вы спросили об отношении моих родителей, вот когда меня в Москве рукоположили, родители были, приехали специально из Италии.
И мама мне подарила вот это сочинение, которое она где-то хранила — я не знаю, где и как. И представьте себе: меня рукоположили ровно через сорок лет и три дня после того, как я написал это сочинение. Я всегда объясняю это так: сорок лет — это как израильский народ, который проходил через пустыню.
Это известно — сорок дней Господь постился и так далее. Сорок в библейской культуре — это... А почему три дня?
А потому что это совпало с днём рождения мамы. И таким образом я сейчас никогда не забываю её дня рождения, потому что это также и день моего рукоположения. Мацан — А я подумал, что три дня — это трое суток от Распятия до Воскресения Христа.
Иоанн Гуайта — Безусловно, так тоже можно вполне толковать, да. Но вот при всём этом, что был таким очень верующим, религиозным ребёнком, понятно, что когда наступил подростковый возраст, начался кризис и всякие вопросы и так далее. Я не мог найти ответы на многие вопросы.
Я был очень замкнутым подростком. Вот сейчас до сих пор поражаюсь, как родители с этим справились, потому что я был просто отвратителен и с родителями абсолютно не общался и так далее. И в какой-то момент я решил, что я атеист, о чём и заявил родителям.
Родители, конечно, были немножко в шоке, но они мне ничего не сказали. А потом получилось так, что однажды летом мы отдыхали с семьёй в какой-то гостинице в горах, и я увидел, что там какие-то палатки и там какая-то молодёжь: ребята, девушки. Они были старше меня, поэтому, конечно, мне было интересно с ними общаться и так далее.
Оказалось, что они верующие. И один из них, инвалид на коляске для инвалидов, ему было, наверное, 18 лет, он учился в медицинском институте, он плавал — руками, конечно, он водил машину — тоже всё управление ручное. И вот для меня, закомплексованного подростка, само его существование было вызовом.
Вот человек, у которого такое ограничение, и он живёт полноценной жизнью. И я с ним познакомился, и помню, что вдруг я узнал, что он верующий, мало того — он ходит в храм. Я был настолько поражён, что я ему сказал: «Ну неужели есть верующая молодёжь?
Я говорю: «А как же так, как получается, что ты веришь, что ты живёшь вот так?.. И после этого я, когда вернулся домой, помню, что я взял Евангелие откуда-то и стал самостоятельно читать.
Иеромонах Иоанн (Гуайта): «Это единственный грех, который не прощается» // «Скажи Гордеевой»
Отец Иоанн Гуайта: «Я люблю Москву и даже москвичей». Отец Иоанн Гуайта: В отличие от помощи взрослым людям, когда речь идет о неизлечимо больных детях, одна из главных задач хосписа — сделать все, чтобы ребенок был дома в оставшееся ему время жизни. ↑ Иеромонах Иоанн (Гуайта) отметил 50-летний юбилей.
Иеромонах Иоанн(Гуайта).История Армянской Церкви. Крещение Армении. Битва за сохранение веры…
биография, дата рождения. Иеромонах Иоанн (Джованни Гуайта, итал. Giovanni Guaita) родился 26 ноября 1962 года на ия, Италия. Материал из Викиновостей, свободного источника новостей. Иеромонах Иоанн Гуайта «профессиональный трудовой мигрант» с невероятной судьбой. Уроженец католической Сардинии, он учился в Женеве, у выдающегося слависта Жоржа Нива. Иеромонах Иоанн (Гуайта). 27 июля в центре Москвы проходила массовая акция протеста, участники которой требовали допуска независимых кандидатов на выборы в Мосгордуму.
Иеромонах Иоанн (Гуайта). Монах в карантине.
В Россию, тогда еще СССР, впервые приехал в 1985-м и глубоко увлекся ее культурой и православной духовностью. Его перу принадлежат многочисленные переводы русской духовной литературы. Он является составителем обширного «Словаря по православной агиологии». С 1989-го практически постоянно проживает в России. Преподавал в Лингвистическом университете, Российском государственном гуманитарном университете.
Кроме России особый интерес Гуайты как историка вызывала Армения.
Необходимо также оценить проект поставить «лайк». Более подробно узнать о том, как зарегистрироваться и найти данный проект на сайте «Наше Подмосковье», можно в данной инструкции: Инструкция по регистрации на сайте Наше-Подмосковье.
Мы работаем благодаря Вашей помощи — тем средствам, которые Вы жертвуете. Мы будем благодарны тем, кто откликнется и поможет.
Теперь, когда прошло достаточно много времени после падения СССР, отец Джованни задает неудобный, но важный вопрос: какое время православные люди — и вместе с ними само православие — переживают сейчас?
И сам дает неутешительный ответ: «Мне кажется, трудное [время], потому что определенные ожидания, которые появились в конце советского времени, не оправдались. Мы, церковные люди, в особенности духовенство, не всегда оказывались на высоте, поэтому не сумели ответить на вызовы и ожидания очень многих людей. Мне кажется, что мы как поместная Русская Православная Церковь находимся в состоянии начинающегося и быстро развивающегося кризиса.
Это мое личное мнение». В другой главе он пишет: «Россия, которая находится между Западом и Востоком, показывает как раз довольно удачный опыт существования как бы между разумом и сердцем. Но не без перегибов».
Под «перегибами» он понимает не только крайности, в которые зачастую впадают верующие, но и отрицательное отношение многих православных христиан, от мирян до священников, к элементам западного мироустройства: независимости церкви от государства, диалога церкви со светской культурой, соблюдения прав человека. Западный человек всегда четко знает не только свои обязанности, но и свои права, на которые никто никогда не покусится». Православие, которым отец Джованни делится с нами, разительно отличается от православия, о котором нам рассказывают медиа, социальные сети или СМИ, как оппозиционных, так и провластных оттенков; оно также отличается от православия, которое представляют некоторые духовные лица РПЦ низших и высших ступеней, не говоря уже о политиках консервативных сил.
Ни концепция «Москва — Третий Рим», ни формулировки в духе «кто не православный, тот антихрист» или «нигде так не молятся, как на Руси» его совсем не интересуют. Всему этому иеромонах Иоанн противопоставляет православие, очищенное от национально-идеологической шелухи. Его христианство не похоже на набор готовых аксиом или «оборонительных реакций» против всего западного или современного; его христианство есть животворящая форма, сообщение с которой обретается через Евангелие, Литургию, Великий Пост.
Эту форму также можно уподобить стилю, о котором французский естествоиспытатель Бюффон однажды сказал: «Стиль — это сам человек»; иначе говоря, все, что есть человеческого в человеке, порождено стилем, формой, то есть формами христианской жизни. Христианство — не добавка к человеку, а невидимый двигатель, содействующий пониманию, любви, милосердию, покаянию, бесстрашию. Православный христианин при таком взгляде — деятельный, ответственный и вовлеченный в современный мир субъект, отстаивающий свои права и, говоря шире, — человеческое достоинство.
Цена человеческого достоинства вообще представляет для отца Джованни крайне важный вопрос, связанный в его книге со множеством сложных тем, — например, со смыслом человеческих страданий.
Иоанна: "Дорогие друзья! Кто-то даже утверждает, что меня обидели, или изгнали, или наказали… Итак, родные мои — я очень тронут правда! У меня 95-летний отец и еще кто-то в моей семе, к сожалению, болеет. Так, по благословению патриарха я провожу часть моего времени на Западе, ближе к семье, и, находясь там, служу в храмах РПЦ там, где требуется моя помощь, по согласованию с экзархом Западной Европы митрополитом Нестором. В ушедшем году мне довелось служить в наших храмах в Милане, Болонье, Париже, Малаге, Мадриде, Эстепоне, Гибралтаре… Так что, ничего не изменилось — никто меня не наказал, никуда не сослали… По благословению митрополита Нестора в предстоящем году я, действительно, какое-то время буду служить в храме в Эстепоне Андалусия , так как оттуда уезжает о.
А потом посмотрим.
иеромонах Иоанн Гуайта
Он родился на острове Сардиния и прошёл путь от торговца цветами в Швейцарии до иеромонаха Русской православной церкви. В миру он Джованни Гуайта, а для прихожан — отец Иоанн. Иеромонах Иоанн (в миру — Джованни Гуайта) родился в 1962 году на итальянском острове Сардиния. Giovanni Guaita; + 1962), иеромонах, сверхштатный клирик храма свв. итальянец, и еще православный монах и священник в церкви в самом центре Москвы - в Храме святых бессребренников Космы и Дамиана в итальянец, и еще православный монах и священник в церкви в самом центре Москвы - в Храме святых бессребренников Космы и Дамиана в Джованни Гуайта – итальянец по рождению, по образованию – историк, филолог и нах Русской Православной Церкви, монашеское имя – Иоанн, работает в отделе внешних церковных связей Московского патриархата.
Иеромонах Иоанн (Гуайта): «Я сам родился экстремально»
| Православие как стиль | ↑ [ Джованни Гуайта стал иеромонахом Иоанном / ]. |
| Please wait while your request is being verified... | Иоанн (Гуайта) — статья из Интернет-энциклопедии для |
| Митрополит Иларион совершил в Троице-Сергиевой Лавре монашеский постриг иерея Иоанна Гуайты | Иеромонах Иоанн — иеромонах Русской православной церкви; с 2014 года штатный клирик прихода храма Космы и Дамиана в Шубине в Москве. |
Иеромонах Иоанн(Гуайта).История Армянской Церкви. Крещение Армении. Битва за сохранение веры…
Он является составителем обширного «Словаря по православной агиологии». С 1989-го практически постоянно проживает в России. Преподавал в Лингвистическом университете, Российском государственном гуманитарном университете. Кроме России особый интерес Гуайты как историка вызывала Армения. Он написал три книги по истории Армянской Церкви и армянского народа: «Жизнь человека — встреча Неба и земли. С 2009 года сотрудник секретариата по межхристианским отношениям Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата.
В храме всегда выстраивается длинная очередь для исповеди-беседы и еще одна — для разговора после службы. Он всегда торопится, ведь все хотят пригласить его на встречу, взять у него интервью, а главное — его ждут в детском хосписе «Дом с маяком». Кроме этого, отец Джованни — филолог, русист, автор нескольких книг, предисловие к одной из которых написал его учитель, Сергей Аверинцев. Встреча с отцом Джованни в Культурном центре имени академика Д. Лихачева состоялась по инициативе арт-проекта «Бегемот внутри», которым руководит поэт и культуртрегер Николай Милешкин. Отец Джованни удивительно отрефлексировал название клуба. Он заметил в нем перекличку с рисунком из «Маленького принца», на котором слон был внутри удава, а затем рассказал о характере бегемотов. Не будучи хищниками, они могут впадать в сильную агрессию, и тогда «против бегемота нет приема». Однако эта агрессия — от большой ранимости.
Сайт использует IP адреса, cookie и данные геолокации пользователей сайта, условия использования содержатся в Политике по защите персональных данных.
Сообщения и материалы информационного издания Daily Storm зарегистрировано Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций Роскомнадзор 20. На информационном ресурсе dailystorm.
Это неизбежно и даже неплохо. Но как священник я, естественно, пытаюсь объяснить, что бывают вещи, несовместимые с Евангелием. На день моего рукоположения мама подарила мне сочинение «Кем я хочу стать», написанное мной в 1-м классе. Я написал тогда, что обязательно стану священником. И поставил под сочинением дату: 25 марта 1970 года.
А рукоположен я был 28 марта 2010 года — ровно через 40 лет и три дня. Так что любая мечта осуществляется! В своей личной жизни я действительно считаю себя счастливым человеком: у меня есть Бог, есть друзья, и мне трудно мечтать для себя еще о чем-то. Но в более глобальном плане мечта у меня есть. Русскую православную церковь я помню еще в советское время, и очень многое с тех пор изменилось. К примеру, за последние 25 лет строилось по 1 тыс. Однако Святейший патриарх Алексий в конце жизни говорил, что пора переходить от количества к качеству: храмы построили, монастыри открыли, теперь надо заниматься людьми, например должной подготовкой священнослужителей.
Время для этого довольно благоприятное: я смотрю на церковную, да и на общественную действительность с оптимизмом. Но есть еще и некоторые проблемы — как оставшиеся с советских времен, так и новые. Так, если в СССР было опасно быть верующим, по крайней мере церковным человеком, то потом это стало модным. А сейчас часто получается наоборот.
Иеромонах Иоанн (Гуайта): «Это единственный грех, который не прощается» // «Скажи Гордеевой»
Я знал, что этот ребенок не имеет практически никаких шансов жить, и перед началом обряда меня посетило сомнение, какой смысл в этой жизни. Ведь она продлится всего лишь несколько минут. Врачи не знали, будет ли этот ребенок дышать. Но он задышал. Через несколько минут его подключили к аппарату ИВЛ. А я вспомнил последний стих псалтыри «Всякое дыхание да хвалит Господа». По-церковнославянски «всякое дыхание» — это все, что дышит, все живое. Этот мальчик вздохнул несколько раз. Это живой человек, который по-своему хвалит Господа самим своим существом, своей короткой жизнью, своим легким дыханием. Меня удивило, что ребенок смотрел на меня.
Я помню выражение его глаз. После крещения мне вдруг пришла в голову молитва: «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыка, по глаголу Твоему, с миром». Это была моя молитва о том, чтобы Господь с миром забрал этого ребенка. Родители не хотели реанимировать его, потому что диагноз был не совместим с жизнью. Но по российским законам врачи в больнице всегда обязаны реанимировать пациента. Мальчик прожил месяц. Я никогда не забуду его, особенно его глаза. Эти дети живут недолго, но их жизнь насыщена Фото: Павел Смертин Фото: Павел Смертин Я видел семьи с больными детьми не только в связи со служением в хосписе. Бывают случаи, когда из-за того, что ребенок рождается с тяжелой патологией, рушится семья: часто отцы уходят.
Папы, с которыми я встречаюсь в перинатальной службе, тоже ведут себя по-разному, но, в целом, стойко. Я вижу, что оба родителя хотят вместе что-то делать, чтобы обеспечить ребенку пусть короткую, но достойную и полноценную жизнь. По моему глубокому убеждению, как правило, мужчины психологически слабее женщин. Иногда отец может воспринимать болезнь сына как собственное фиаско. Это, конечно, неправильно. Однажды, когда я крестил новорожденную девочку в реанимации, там был ее молодой папа. Он ко мне подошел и сказал, что никогда не исповедовался. Мы немного пообщались, я сказал, что могу сразу его исповедовать или на следующий день в храме. Он пришел в храм и исповедовался впервые в жизни, в этот же день умерла его дочь.
Сейчас он достаточно часто приходит в храм, причащается. Он сказал мне: «Когда мы узнали о патологии, почувствовали страх и боль. Но в итоге я понял, что скорее не мы родили эту девочку, а она меня родила, дала мне жизнь».
Мне кажется, что мы как поместная Русская Православная Церковь находимся в состоянии начинающегося и быстро развивающегося кризиса.
Это мое личное мнение». В другой главе он пишет: «Россия, которая находится между Западом и Востоком, показывает как раз довольно удачный опыт существования как бы между разумом и сердцем. Но не без перегибов». Под «перегибами» он понимает не только крайности, в которые зачастую впадают верующие, но и отрицательное отношение многих православных христиан, от мирян до священников, к элементам западного мироустройства: независимости церкви от государства, диалога церкви со светской культурой, соблюдения прав человека.
Западный человек всегда четко знает не только свои обязанности, но и свои права, на которые никто никогда не покусится». Православие, которым отец Джованни делится с нами, разительно отличается от православия, о котором нам рассказывают медиа, социальные сети или СМИ, как оппозиционных, так и провластных оттенков; оно также отличается от православия, которое представляют некоторые духовные лица РПЦ низших и высших ступеней, не говоря уже о политиках консервативных сил. Ни концепция «Москва — Третий Рим», ни формулировки в духе «кто не православный, тот антихрист» или «нигде так не молятся, как на Руси» его совсем не интересуют. Всему этому иеромонах Иоанн противопоставляет православие, очищенное от национально-идеологической шелухи.
Его христианство не похоже на набор готовых аксиом или «оборонительных реакций» против всего западного или современного; его христианство есть животворящая форма, сообщение с которой обретается через Евангелие, Литургию, Великий Пост. Эту форму также можно уподобить стилю, о котором французский естествоиспытатель Бюффон однажды сказал: «Стиль — это сам человек»; иначе говоря, все, что есть человеческого в человеке, порождено стилем, формой, то есть формами христианской жизни. Христианство — не добавка к человеку, а невидимый двигатель, содействующий пониманию, любви, милосердию, покаянию, бесстрашию. Православный христианин при таком взгляде — деятельный, ответственный и вовлеченный в современный мир субъект, отстаивающий свои права и, говоря шире, — человеческое достоинство.
Цена человеческого достоинства вообще представляет для отца Джованни крайне важный вопрос, связанный в его книге со множеством сложных тем, — например, со смыслом человеческих страданий. На страницах, посвященных будням детского хосписа «Дом с маяком», автор на основе личного свидетельского опыта отстаивает обязанность сохранять жизнь любым детям, даже тем, кому еще в утробе поставили несовместимый с жизнью диагноз. Независимо от того, сколько длится его жизнь — десятки лет или несколько минут. Если у человека коротка жизнь, тем более нужно позаботиться о том, чтобы она была как можно более полноценная и достойная».
В Россию он впервые приехал на стажировку в 1985 году, с конца 80-х живет здесь постоянно, а в 2010 году принял священнический сан и монашеский постриг. Отец Иоанн — клирик храма Святых бессребреников Космы и Дамиана в Шубине, преподаватель, переводчик богословской литературы. О себе он говорит так: «Я мог бы стать православным священником и в Италии, но уверен, что от меня больше пользы здесь.
Я был настолько поражён, что я ему сказал: «Ну неужели есть верующая молодёжь? Я говорю: «А как же так, как получается, что ты веришь, что ты живёшь вот так?.. И после этого я, когда вернулся домой, помню, что я взял Евангелие откуда-то и стал самостоятельно читать. И вот там что-то произошло — немножко похоже на то, о чём рассказывает владыка Антоний, что вдруг я обнаружил, что эти... Я литературовед, я всегда безумно любил литературу, я очень много читал — вот научился читать, как уже сказал, очень рано и читал постоянно. А вдруг я почувствовал, что эта книга отличается от всех других, потому что её слова какие-то живые, по этим словам можно жить, что они могут...
Я помню, что я был настолько поражён, и в какой-то момент в своей комнате, до сих пор это помню, я читал-читал и чувствовал, что мне безумно это всё интересно и очень нравится, и главное — Иисус. И вдруг я вспомнил, что я же атеист. Я так решил, что я атеист... Лаврентьева — Что-то не клеится. Иоанн Гуайта — Я думаю: как же? Что-то, действительно, не клеится. И тут я открываю Евангелие и читаю: «Кто любит Меня, тому явлюсь Сам». И так у меня был такой договор с Господом: «Если это так, дай мне действительно почувствовать, что Ты есть! Но просто могу сказать, что читая Евангелие, стараясь жить так, как там написано, действительно Господь вошёл в мою жизнь.
И уже тогда вопрос фактически исчез. Это как задаваться вопросом, в том возрасте: а существуют ли мама, брат и так далее? Я знаю, что они есть и они живут со мной. Вот то же самое Господь. У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Мы вернёмся после короткой паузы. Мацан — «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается, ещё раз здравствуйте, дорогие друзья. В студии Кира Лаврентьева, я — Константин Мацан. Мы сегодня говорим с иеромонахом Иоанном Гуайтой , клириком храма святых бессребреников Космы и Дамиана в Шубине.
Меня в вашей биографии, которую можно найти в открытых источниках, заинтересовал такой момент, что вы занимались во ВГИКе исследованиями по Андрею Тарковскому. Иоанн Гуайта — Я написал дипломную работу об Андрее Тарковском, да. Мацан — А вот чем был вызван интерес? И поскольку мы говорим сегодня о вашем пути к вере и в вере, насколько эта работа, это погружение в его фильмы стали для вас чем-то связанным с размышлением о вере, о Боге, о человеке? Вы же уже работали над этим дипломом, будучи верующим человеком, наверняка как-то всё это преломлялось через призму вашего христианского миросозерцания. Иоанн Гуайта — Да. И я до сих пор так понимаю Тарковского. Начнём с того, что Тарковский не был церковным человеком, но он, безусловно, был верящим. Он был ищущим человеком, человеком, который в советское время себе задавал очень серьёзные вопросы, и будучи сыном замечательного поэта, ещё всё это он воспринимал через призму культуры, а также выражал свои поиски так, как он выразил в своих фильмах.
В какой-то момент я заметил, что вот эти фильмы Тарковского — раз вам интересно - они, якобы, все совершенно разные. Вот семь картин, которые он снял, принадлежат семи разным, скажем так, киноведческим жанрам. В вашем, советском, кинематографе это целый жанр фильмов о войне, некоторые из них очень хорошие действительно. Далее «Андрей Рублёв» — историческая картина, совершенно другая: средневековье, то, сё и так далее. Затем «Солярис», «Сталкер» — это фантастика, другой жанр совершенно. И каждый из них нарушает законы жанра, потому что на самом деле «Иваново детство» — это не фильм о войне, это фильм о детстве, это о ребёнке, который потерял детство. И то же самое: «Андрей Рублёв» — это не фильм исторический о средневековой Руси, это фильм о художнике, который попадает в мир молчания и не может оттуда выйти. Вот они все принадлежат разным жанрам и все нарушают законы жанра. Но самое удивительное: у них как бы фабула одна и та же.
То есть он семь раз рассказывает нам приблизительно одну и ту же историю, где герой уходит из привычного. Вот ребёнок, который лишён детства, живёт в мире взрослых. Монах, который живёт, окружённый невероятным насилием и так далее. Или, допустим, самая очевидная случай: «Сталкер» — вот человек уходит в «Зону». Или тоже очевидный случай: «Ностальгия» — вот этот русский интеллектуал, который находится в Италии, далеко... И то, что человек выходит из обычного — он ищет, ищет что-то. Он думает, что ищет себя, но в результате что-то происходит. И через, чаще всего, поражение и даже смерть он находит что-то высшее. Как правило, самые последние образы Тарковского чисто символические.
Если помните, ребёнок из «Иванова детства», который входит в эту реку и уходит, и прямо выходит из экрана. Или, допустим, «Андрей Рублёв»: в конце единственные цветные кадры этого фильма — это все иконы Рублёва, то есть как бы созерцание в конце. Почти каждый фильм так заканчивается. Мацан — Ну и финал «Сталкера», который заканчивается фактически «Возвращением блудного сына» — вот этой композицией Рембрандта. Иоанн Гуайта — «Сталкер», конечно, разумеется, абсолютно точно, да, и так далее. Так вот, что за этим стоит? Я очень долго пытался понять эту загадку Тарковского. И когда писал свою работу в 1987 году,ь я читал статью в журнале «Искусство кино», где он один довольно авторитетный и очень хороший киновед написал о том, что есть действительно такие общие характеристики, и герои Тарковского — это как бы миф. Они приносят какое-то жертвоприношение как бы силам зла и так далее.
А мне показалось, что это совсем не так, что точно там есть интуиция, что общая фабула и так далее... А это как раз, как мне кажется, Страсти, смерть и Воскресение Спасителя. Мацан — Потрясающе. Иоанн Гуайта — Я так читаю Тарковского. Другое дело, вопрос: хотел ли он именно это? Но это совсем неважно... Мацан — Для искусства это несущественный вопрос. Иоанн Гуайта — Конечно. Не то, что хочет художник, а именно результат — вот то, что в нас провоцирует художественное произведение.
Так вот, мне кажется, вот это есть, я читаю Тарковского именно так. Самое интересное: я, будучи совсем молодым студентом, выступал в 87-м году с докладом в Союзе кинематографистов, в Доме кино, и читал об этом доклад — о том, что вот я считаю, что... Ну представьте себе: 1987 год, советское время. Мацан — Да, интересно, какая была реакция. Иоанн Гуайта — Союз кинематографистов. Как вы понимаете, кино — это самое светское искусство. Всегда было так, потому что самое молодое и последнее и так далее — в Советском Союзе так воспринималось. Мацан — Идеологическое ещё. Иоанн Гуайта — Поэтому о какой религиозности?..
Иеромонах Иоанн (Гуайта) "Монах в карантине"
Вот ребёнок, который лишён детства, живёт в мире взрослых. Монах, который живёт, окружённый невероятным насилием и так далее. Или, допустим, самая очевидная случай: «Сталкер» — вот человек уходит в «Зону». Или тоже очевидный случай: «Ностальгия» — вот этот русский интеллектуал, который находится в Италии, далеко. И то, что человек выходит из обычного — он ищет, ищет что-то. Он думает, что ищет себя, но в результате что-то происходит. И через, чаще всего, поражение и даже смерть он находит что-то высшее. Как правило, самые последние образы Тарковского чисто символические. Если помните, ребёнок из «Иванова детства», который входит в эту реку и уходит, и прямо выходит из экрана.
Или, допустим, «Андрей Рублёв»: в конце единственные цветные кадры этого фильма — это все иконы Рублёва, то есть как бы созерцание в конце. Почти каждый фильм так заканчивается. Мацан — Ну и финал «Сталкера», который заканчивается фактически «Возвращением блудного сына» — вот этой композицией Рембрандта. Иоанн Гуайта — «Сталкер», конечно, разумеется, абсолютно точно, да, и так далее. Так вот, что за этим стоит? Я очень долго пытался понять эту загадку Тарковского. И когда писал свою работу в 1987 году,ь я читал статью в журнале «Искусство кино», где он один довольно авторитетный и очень хороший киновед написал о том, что есть действительно такие общие характеристики, и герои Тарковского — это как бы миф. Они приносят какое-то жертвоприношение как бы силам зла и так далее.
А мне показалось, что это совсем не так, что точно там есть интуиция, что общая фабула и так далее. А это как раз, как мне кажется, Страсти, смерть и Воскресение Спасителя. Иоанн Гуайта — Я так читаю Тарковского. Другое дело, вопрос: хотел ли он именно это? Но это совсем неважно. Мацан — Для искусства это несущественный вопрос. Иоанн Гуайта — Конечно. Не то, что хочет художник, а именно результат — вот то, что в нас провоцирует художественное произведение.
Так вот, мне кажется, вот это есть, я читаю Тарковского именно так. Самое интересное: я, будучи совсем молодым студентом, выступал в 87-м году с докладом в Союзе кинематографистов, в Доме кино, и читал об этом доклад — о том, что вот я считаю, что. Ну представьте себе: 1987 год, советское время. Мацан — Да, интересно, какая была реакция. Иоанн Гуайта — Союз кинематографистов. Как вы понимаете, кино — это самое светское искусство. Всегда было так, потому что самое молодое и последнее и так далее — в Советском Союзе так воспринималось. Иоанн Гуайта — Поэтому о какой религиозности.
И самое интересное: я был совсем молодым, я очень плохо говорил по-русски, гораздо хуже, чем сегодня. И я выступал и говорил, что вот известный киновед написал так и так, а я с ним несогласен и так далее. И перед выступлением я и познакомился с этим человеком, мне было дико страшно, что я не смогу выступить, что у меня даже голоса не будет. И вот представьте себе, я выступил, прочёл. Кстати, там был такой опыт, что я, когда спускался, как сегодня помню, в этом огромном зале Дома кино я вспомнил про молитву, которую незадолго до этого выучил — «Царю Небесный». Вот я помолился и после этого у меня пропал всякий страх. Я прочёл как-то своё выступление. И я видел, что вот этот человек, с которым я познакомился — замечательный, кстати, очень хороший киновед действительно, — он что-то писал-писал, я не мог понять что.
Потом, когда я вернулся на своё место, мне передают какую-то бумагу, явно от него. Я смотрю, и он нас изобразил как боксёров. И он поднимает мой кулак — я не мог понять, что он этим хочет сказать. Во время перерыва я подошёл, спросил, он говорит: «Понимаешь, Джованни, я с тобой согласен. Но ты можешь это говорить, а я не могу — я могу только о мифе». Я понял, что такое было в советское время. Мацан — Это очень интересно. Лаврентьева — Отец Иоанн, огромное вам спасибо — это действительно очень интересно.
Но хотелось бы ещё ненадолго вернуться к теме вашего пути к священству и вообще вашего пути в Православии. И прежде, чем я задам мой основной вопрос, мне хочется всё же задать вам ещё один. Мне кажется, и вообще не только мне, что в Католической Церкви всё будто немного более адаптировано под прихожанина, начиная со скамеек в храме. Иоанн Гуайта — Начнём с того, что скамейки или их отсутствие — это не православные и католики, а это просто Русская Церковь и остальные, даже православные, Церкви. Достаточно побывать в другой православной стране, чтобы убедиться в том, что бывают скамейки и у православных тоже. Это чисто организационная вещь. Ну, скамейки — это не главное, да. Иоанн Гуайта — Но образ хороший, то есть должна ли Церковь учесть немощность, скажем, в том числе паствы, верующих и так далее.
Должна — до определённой степени. То есть, безусловно, вера не может идти. Но в том, что касается нашей конкретной жизни в Церкви, безусловно, Церковь должна иметь в виду немощность всех людей. Скажем, пост: одно дело монах, который только молится, по идее, по крайней мере, и безусловно, может соблюдать пост без особых проблем. Совсем другое дело, допустим, рабочий — может ли он соблюдать пост так же, как и монах, и должен ли? Я уверен, что нет. То же самое беременная женщина, кормящая женщина, ребёнок, подросток, пожилой человек и так далее. Все эти исключения на самом деле существуют, они всегда были, но иногда не хватает именно для мирян.
Лаврентьева Иером. Иоанн Гуайта — Да, послабления или просто другие правила дисциплинарные, которые очень нужны. Вот в этом смысле я считаю, что вопрос не католики-православные. Да, Церковь должна учесть. С другой стороны, также хорошо, когда Церковь ставит планку очень высоко, потому что тем самым есть какой-то определённый вызов. Но, пожалуй, давайте вернёмся как раз к теме о священстве. Кто такой священник? Священник, как врач.
Врач имеет дело не с абстрактной болезнью, а с болящими людьми, скажем: Пётр, Мария, ещё кто-то. Так он знает, что от пневмонии нужны антибиотики, но знает также, что у Петра аллергия на антибиотики. Поэтому если ему прописать то, что в принципе, теоретически нужно, то ему будет только вредно. Иоанн Гуайта — Поэтому он должен, безусловно, адаптировать лечение к этому конкретному болящему человеку. Это и есть ремесло священника, как мне кажется, при том именно в Православной Церкви. Потому что у католиков как раз всё прописано до мельчайших подробностей. Тогда надо просто посмотреть инструкции: что говорит инструкция. А в Православной Церкви, слава Богу, нет.
Слава Богу именно, потому что лечащий врач, в данном случае священник, он не только может, а должен учесть специфику каждого отдельно взятого случая. Во вам, пожалуйста, теперь не скамейки, а, допустим, в таком сравнении: мне намного ближе то, что в Православной Церкви есть, благодаря некой неопределённости, больше пространства для того, чтобы осуществить именно это служение священническое, которое означает конкретно служить конкретным людям — вот этому человеку, другому человеку, третьему человеку. Мацан — А расскажите о том, если можно, как в принципе созревало решение стать священником. Вы сказали, что некое стремление к монашеству было раньше, чем принятие Православия. С другой стороны, вы рассказали, что ещё с самого детства вы хотели быть священником, потом был период атеизма. Но вот когда вера вернулась всё-таки. Мацан — Есть те, кто решают, что нет — вот этого либо недостаточно, либо я вижу какую-то лакуну в себе, которую именно священство должно заполнить: я хочу себя этому отдать. Почему, что это за выбор для вас был?
Лаврентьева — Вот это и был мой главный вопрос. Мацан — Я потому что уже чувствую, что ты хотела спросить. Иоанн Гуайта — Слава Богу, что до конца эфира мы подходим к главному вопросу. Вы знаете, для меня священническое служение и монашеское призвание — это немножко разные вещи. Я очень благодарен Господу, что вот когда в возрасте семи лет я написал о том, что хочу стать священником, и обязательно им стану, я очень благодарен Господу, что потом были эти сорок лет, которые я старался быть просто хорошим христианином, но и в которые я уже в своём сердце полностью отдал свою жизнь Господу, потому что решил действительно жить как монах. И моё служение, если хотите, кроме того в каком-то смысле моя проповедь, моё свидетельство было именно это. И я считаю это чрезвычайно важным. Я бы, честно говоря, пожелал бы каждому священнику сначала проявить себя как хороший специалист и так далее, потому что тогда ты понимаешь, что священство тебе не нужно для того, чтобы реализоваться — скажем так, в кавычках.
А священство — это в чистом виде служение. Я благодарен Господу, что я рукоположился в более чем зрелом возрасте, потому я действительно понимаю священство именно так: когда, скажем, ты себе не принадлежишь, а готов служить всем абсолютно. И у тебя действительно нет лицеприятия, потому что ты должен по своему призванию служить детям, подросткам, взрослым, пожилым, образованным и необразованным. Вот пока ты живёшь в миру. А священник не может так, он должен общаться именно со всеми, должен, по крайней мере, уметь общаться со всеми, принимать всех абсолютно. Известно, что кто-то сказал, что священник — это такое немножко грубоватое выражение, — но это человек, которого поедают, которого пожирают. А это действительно так оно и есть, то есть когда ты полностью как бы отдаёшь себя на служение всем. Отец Иоанн, а если всё же о монашестве: ведь вы могли стать белым священником, но вы стали монахом.
Почему такой путь вы выбрали? Если можно об этом немножко рассказать. Иоанн Гуайта — А я думаю, что это никто не знает. Я не знаю точно и, наверное, никто, просто потому, что Христос две тысячи лет назад, проходя по берегу Генисаретского озера, призвал каких-то рыбаков и сказал им: «Последуйте за Мной». Я в какой-то момент моей жизни почувствовал то же самое и не могу это ни объяснить, ни. Это одна из немногих вещей в моей жизни, в которой я никогда не сомневался. Я абсолютно уверен, что это тот путь, на который меня призывает Господь. Почему — не знаю.
Но это как бы Его проблема, а не моя. Мацан — А вы стали монахом ещё в католичестве?
Я полагаю, что в большинстве приходов Русской Православной Церкви есть люди, которые придерживаются разных политических взглядов. Я никогда не спрашиваю у прихожан о политических взглядах. Интернет дает нам удивительную возможность сразу знать, что происходит в другой части земного шара. На мой взгляд, это очень серьезная возможность для Церкви. Уверен, что любой интернет-портал может помогать в примирении людей, общества.
В трудное время СМИ играют очень серьезную роль. Но примирить людей непросто. У меня их довольно много. Так как я говорю на нескольких языках, я стараюсь читать ежедневно интернет-ресурсы разных стран мира. Что касается российских СМИ, я слежу и за проправительственными, и за оппозиционными ресурсами. Считаю, что очень важно посмотреть на любую проблему с разных ракурсов. Как Вы относитесь к этому?
И, предположим, завтра к вам придет человек с Вашим портретом на футболке, что Вы ему скажете? Случай, произошедший 27 июля, имел какой-то резонанс по очень простой причине. Мы оказались в центре событий в силу расположения храма. Мы находимся в центре Москвы и события 27 июля были на нашем переулке. Есть даже фотография: в центре храм, с одной стороны правоохранительные силы, с другой — митингующие. Я не считаю, что совершил что-то из ряда вон выходящее. Каждый священник в каждом храме Москвы принимает каждый день огромное количество людей.
И мы не только можем, но и должны принимать любого человека, приходящего в храм. Это мы и сделали 27-го. А входит ли человек в храм через главные врата или перепрыгивает через забор, это не важно. Человек пришел в храм, и священник должен принять его с любовью. Кроме того, пришедшие еще и молились.
А потом посмотрим. Но, Богу содействующу, я также буду в Москве. Так что — увидимся еще …«не дождетесь»! Всех обнимаю!
В 1996—1999 гг. В 2009—2015 гг. В декабре 2012 г. Ученый Совет Общецерковной аспирантуры и докторантуры провел процедуру нострификации его дипломов высшего образования, и установил, что полученное им в Западных университетах образование соответствует степени кандидата богословия. Автор многочисленных научных работ по истории Русской Православной Церкви и православной агиологии, четырех монографии по истории Армянской Апостольской церкви и Армении, а также значительного количества переводов богословской литературы и литургических текстов на итальянский и французский языки. Автор книг: Жизнь человека: встреча неба и земли — Беседы с Католикосом Всех Армян опубликованной на французском, армянском, русском, английском и итальянском языках ; 1700 лет верности. История Армении и ее Церкви Москва, 2001, 2-е изд.
иеромонах Иоанн Гуайта
Иеромонах Иоанн (в миру Джованни Гуайта, итал. Джованни Гуайта прошел необычный путь от католика, историка и исследователя кино и Восточного христианства до православного священника и монаха (иеромонаха) Иоанна, крестящего новорожденных в детском хосписе. Джованни Гуайта прошел необычный путь от католика, историка и исследователя кино и Восточного христианства до православного священника и монаха (иеромонаха) Иоанна, крестящего новорожденных в детском хосписе. Иеромонах Иоанн (в миру — Джованни Гуайта) с февраля будет служить в храме в испанской Эстепоне. Кроме того, эти испытания, отмечает иеромонах Иоанн, порождают какое-то благо.