Новости поход краснова керенского на петроград

Заранее обречённый на поражение поход казаков Краснова на Петроград в октя.

Как Керенский и Краснов пытались отбить Петроград

Остров около 10 сотен 1-й Донской и Уссурийской казачьих дивизий. Двинувшись днём 26 октября 8 ноября из Острова на Петроград, Краснов 27 октября 9 ноября занял Гатчину, а 28 октября 10 ноября — Царское Село, выйдя на ближайшие подступы к столице. Петроградский ВРК 26 октября 8 ноября предписал железнодорожникам не допускать продвижения войск на Петроград, что и было выполнено. Ленин прибыл в штаб Петроградского военного округа, где находилось командование революционных сил. По личному указанию Ленина Центробалт направил в Петроград боевые корабли и отряды моряков. С представителями Военно-морского революционного комитета Ленин разработал план расстановки кораблей на Неве, чтобы их мощной артиллерией прикрыть подходы к городу; в Кронштадте формировались дополнительные отряды моряков. В ночь на 29 октября 11 ноября Ленин прибыл на Путиловский завод, чтобы проверить, как идут изготовление и ремонт орудий и подготовка бронепоезда для борьбы с мятежниками; днём 29 октября 11 ноября провёл совещание с работниками ВРК, агитаторами, выступал на собрании представителей частей петроградского гарнизона. Каждый завод, район, полк получил конкретное задание по обороне Петрограда. Около 20 тыс. Командующим всеми частями под Петроградом был назначен левый эсер подполковник М.

Поэтому часть учреждений были упразднены или созданы заново, а часть учреждений так и осталась.

Например, остался государственный банк, с которым ничего нельзя было сделать: своих финансистов не было. Но была ещё более масштабная проблема. Как экономически обеспечить выход из, по сути, начавшейся катастрофы? Какова была стратегия? Создание государственного банка, слияние активов, это понятно. А что насчёт собственности на промышленные предприятия? Национализация началась в декабре 1917 года, но между ноябрём и декабрём было полтора очень важных месяца. Стратегия Ленина сводилась к задаче организовать работу промышленных предприятий. Вопрос национализации не стоял, потому что нужно было просто организовать работу промышленных предприятий не в ущерб государству. По идее, государство должно было установить контроль над этими предприятиями, но у государства не было таких возможностей.

Не было людей и отлаженных структур. Тогда остаются уже существующие и действующие фабрично-заводские комитеты, но их надо плотно связать с органами Советской власти. И таким образом это будет опосредованный через рабочих Советский контроль над производством. Надо было сделать так, чтобы интересы промышленников не вредили интересам Советской власти. Вопрос национализации возник, когда собственники отказались подчиняться фабзавкомам и, соответственно, Советской власти. С середины декабря начинается серия локаутов, крупные предприятия закрываются. Таким образом, разрушилась стратегия действовать с помощью фабзавкомов и через рабочий контроль воздействовать на промышленность. Ничего не оставалось кроме того, как национализировать закрытые предприятия. Только таким способом можно было вернуть эти предприятия к жизни. Из этого видно, что изначально в экономической политике закладывались не идеологические принципы, а прагматические, целиком и полностью нацеленные на организацию работы промышленных предприятий.

В первые дни вопрос о том, как будет проходить национализация, не стоял. События были спрессованы и ситуация менялась с каждым днём. Национализация осени 1917 отличалась от национализации весны и лета 1918 года. Это были уже разные эпохи. Одновременно происходит саботаж в банковской сфере. Чиновники госбанка 17 декабря 1917 года объявляют забастовку. И это означает то же самое, что и с промышленностью, — крах всей экономической политики большевиков. Решение принимается — одновременно начать национализацию промышленности и национализировать госбанк. И как только национализация была проведена, тут же начинается крах всей финансовой системы России. Потому что организовать движение финансовых средств в масштабах всей страны становится невозможно.

Возникают проблемы с деньгами, жуткая гиперинфляция, и денежная система страны рушится. Большевики управляют предприятиями В декабре 1917 года экономическая концепция вынужденно изменилась. Волей-неволей пришлось иметь дело с национализацией, и надо было организовать управление национализированными предприятиями. Это привело к бюрократизации всей экономической системы большевиков. Потому что во всех этих органах были практически одни и те же люди. В основном они были членами одной партии. До тех пор, пока большевики не стали в Советах единственной партией, слияния партии и государства не происходило. Это произошло только в июле 1918 года, и то не сразу. До VIII съезда, который прошёл в марте 1919 года, Советская власть не подменялась большевистской, но тенденции к этому были. Позиции по войне Процессы, которые происходили в это время, носили объективный характер.

Решения принимались не по идеологическим соображениям, а в основном по вынужденной необходимости. Говорить о том, что большевики подменяли политику идеологией, нельзя. Тем не менее факты об этом были. В первую очередь это касалось вопроса о заключении мира с Германией — отсюда видно, как проявлялась идеология. Позиция Троцкого — ни мира ни войны, армию распустить. Он не отходил от своих идей «Перманентной революции», но понимал, что вести войну с Германией было невозможно. Поэтому его позиция заключалась в следующем: снять с себя любую ответственность за продолжение войны. В глазах мирового пролетариата большевики становятся жертвой, а Германия — агрессором. Такая ситуация должна была побудить рабочих всего мира к началу мировой революции. Его тактика заключалась в саботировании переговоров, и, когда будет выдвинут ультиматум, Советская делегация покинет Брест-Литовск, а развитие дальнейших событий будет на совести германского блока.

Троцкий серьёзно блефовал. На карту была поставлена судьба страны. Позиция Бухарина — это превращение империалистической войны в мировую революцию: ни в коем случае нельзя подписывать мир с Германией. В пользу такой позиции были исторические прецеденты — «Наполеоновские войны», — и это был очень сильный аргумент. Таким образом, позиция левых коммунистов полностью совпала с позицией левых эсеров. Позиция Ленина была такова, что надо добиться мира любым способом, чтобы передохнуть. Конечно, он называл этот мир похабным, но этот похабный мир был лучше, чем война.

В Петрограде еще не придавали серьезного значения начавшемуся выступлению большевиков, поэтому ответ в Псков пришел лишь ночью с 24 на 25 октября:« Президиум ЦИК санкционирует вызов отряда с фронта. Отряд должен быть организован возможно скорее. Действуйте именем ЦИК». Таким образом, около полутора суток прошло от требования правительства прислать надежные войска в Петроград до приказа командующего Северным фронтом об отправке частей. Той же ночью с 24 на 25 октября общеармейский комитет при Ставке выразил протест против участия петроградского гарнизона в начавшемся перевороте. Правда, ситуация для правительства омрачилась тем, что, во-первых, настроения в войсках зачастую были более революционными, чем у комитетов как, например, в 12-й армии , а во-вторых, поддержали переворот комитеты 1-й и 5-Й армий — то есть на войска Северного фронта правительство надеяться не могло. В 2—3 часа ночи 25 октября поступило подтвержденное ЦИКом и Союзом казачьих войск распоряжение Керенского о переброске надежных войск в Петроград, при этом требовалась «особая срочность». В столицу вызывались также 23-й и 43-й Донские казачьи полки, 3-й и 5-й самокатные батальоны, бригада 44-й пехотной дивизии и 5-я Кавказская казачья дивизия войска, по расчетам начальника штаба фронта генерала Лукирского, должны был и прибыть 26-27 октября, а пехотная бригада — 30 октября. В 11 часов утра 25 октября генерал Краснов отдал приказ:«... Принять меры для сосредоточения дивизии в районе Пулково — Царское, откуда походным порядком двигаться к Петрограду всей дивизии одновременно». К приказу были приложены телеграммы Керенского и комиссара Войтинского. Началась работа по отправке казачьих полков. Краснов послал сообщение: «1-я Донская дивизия с пути в 1-ю армию повернула обратно и следует на Петроград. Оставшиеся части этой дивизии продолжают погрузку на станции Остров для следования также на Петроград". Однако к вечеру 25 октября ни один эшелон не покинул Остров. Еще в 22 часа 20 минут штабом фронта был отдан приказ об отправке находившихся в Торопце 2 сотен и 2 орудий 1-й Донской дивизии в распоряжение Краснова, а уже а в 23 часа 05 минут Краснов получил телеграмму: «Главкосев приказал частям вверенного Вам корпуса, направленным в Петроград,возвратиться в места прежнего их расположения на Северном фронте.. Такой же приказ получили и другие части и соединения, вызванные в столицу. Удивленный Краснов связался со штабом фронта: «— У аппарата помощник генкварсева генерал-квартирмейстера Северного фронта - aвт. Здравия желаю. Скажите, пожалуйста, есть ли отмена движения 1-й Донской дивизии на Петроград и чем она вызвана? Распоряжение об отмене движения частей на Петроград сделано главнокомандующим Северного фронта авт. Какие у него по этому поводу имеются инструкции, я Вам доложить не могу, так как не знаю. Ввиду коллизии приказаний я не знаю, которые должен исполнить. Прошу дать немедленно приказание. Из-за этого выходит большая путаница, недоразумения, которые необходимо выяснить... Меж тем, еще в 10 часов утра 25 октября, когда практически весь Петроград был в руках большевиков, министр-председатель и Верховый главнокомандующий Керенский покинул Зимний дворец, с тем, чтобы ускорить переброску в столицу верных правительству частей. В час дня Керенский прибыл в Гатчину, но идущих на помощь правительству войск там не нашел. Вечером 25 октября Керенский добрался в Псков и явился не в штаб фронта, а на частную квартиру своего шурина генерал-квартирмейстера фронта Барановского. Туда же был вызван генерал Черемисов, «который, — по словам Керенского, —... Движение войск к Петрограду... Правда, сам Черемисов утверждал, что распоряжение об отмене движения войск сделано с согласия премьер-министра. По утверждению присутствовавшего при этой встрече Барановского, Черемисов уверял Керенского в том, что снять войска с фронта невозможно, т. У Черемисова, безусловно, были основания, чтобы так говорить. Незадолго до того он получил из Ревеля многословную телеграмму командующего сухопутными войсками Хенриксона: « Неделю тому назад прибытие 13-го и 15-го Донских казачьих полков ревельским и комитетами объяснялось контрреволюционными намерениями... Частям этим были даны вызывавшиеся обстановкой боевые задачи по охранению побережья. В настоящее время обстановка не изменилась, и увод бригады в Петроград встретил протест объединенного военного комитета. Прямой путь к эксцессам... Кроме того, полки эти совершенно измотаны непрерывными перевозками... Принимая все это во внимание, а также и то, что увод этой бригады из Ревеля может привести к столкновениям с остающимися частями, ходатайствую об отмене перевозки. Подобные же мотивы побудили меня ходатайствовать сегодня утром об отмене посылки частей 44-й дивизии... Керенский неохотно согласился с командующим фронтом. Около половины десятого вечера 25 октября Войтинскому позвонил Черемисов и заявил: «Согласно приказу Верховного главнокомандующего, я остановил все отправленные к Петрограду эшелоны... Правительства уже нет, — насмешливо добавил Черемисов. О приезде Керенского Черемисов ничего не сказал. Препятствовал он и попыткам начальника штаба Верховного главнокомандующего Духонина связаться с Керенским, Духонину он сообщил, что Керенский от власти отстранился и выразил желание передать должность Главковерха ему, Черемисову. Более того, Черемисов потребовал, чтобы Духонин остановил передвижения войск к Петрограду на всех фронтах. Тем временем в Петрограде готовились к выступлению сторонники Временного правительства. Ночью с 25 на 26 октября из депутатов Государственной думы и представителей политических партий был создан Комитет спасения родины и революции. Там Войтинский застал Керенского «в состоянии полного отчаяния и изнеможения». На вопрос комиссара об отмене переброски войск Керенский ответил, что он «ни давать, ни отменять приказ не может, что на фронте распоряжается лишь ген. Черемисов, которому он передал и верховное командование. Черемисов устало поправил его: - Пока вы мне верховного командования еще не передавали. Я остановил эшелон по вашему приказанию». Четверть часа спустя Керенский взял обратно приказ об остановке эшелонов. Повлияли на него доводы Войтинского и Барановского, который около 3 часов ночи был дома у Черемисова и из слышанных там разговоров вынес более оптимистическую оценку ситуации. В то же время, около 3 часов ночи 26 октября, чтобы лично выяснить обстановку, в Псков приехал П. В штабе фронта он никого не застал, разбуженный начальник штаба Лукирский ничего объяснить не смог, а Черемисов проводил совещание с Советом. Все это происходило в то время. Около 4 часов утра Войтинский вернулся в комиссариат и, встретив там Краснова, сообщил о приезде Керенского и дал его адрес. Краснов пришел вовремя: автомобиль министра-председателя как раз заправляли бензином, чтобы ехать в Остров. Располагая такими силами, Краснов планировал перебросить казачьи полки к Гатчине по железной дороге, там их выгрузить и использовать в качестве разведывательного отряда, прикрывающего высадку XVII-ro корпуса и 37-й Дивизии на фронте Тосна — Гатчина, после чего двигаться на Петроград, охватывая и отрезая его от Кронштадта и Морского канала. В 5 часов 30 минут Керенским была отправлена телеграмма; "Приказывай" с получением сего продолжить перевозку III-го конного корпуса к Петрограду». Но разослать этот приказ во все части не удалось, т. Выяснилось, что ночью от имени Краснова пришел приказ казакам выгружаться из вагонов. Перед выступлением корпуса Керенский пожелал говорить с казачьими комитетами. Но встреча, состоявшаяся в 11 часов утра 26 октября, прошла не совсем так, как он ожидал. Из-за поднявшегося шума Верховному главнокомандующему не удалось закончить свою речь и пришлось удалиться. До вокзала Керенский ехал с выделенной Красновым охраной. Около часа дня Керенский прибыл на станцию, где был встречен почетным караулом. Но по причине саботажа железнодорожных служащих тронулся эшелон лишь около 15 часов, после угроз Краснова и после того, как место отсутствовавшего машиниста занял один из казачьих офицеров. В первую очередь были двинуты более надежные 9-й и 10-й Донские полки около 700 человек с артиллерией, затем Уссурийская дивизия. В Пскове на станции собралась огромная толпа солдат, желавших остановить поезд, но, набрав скорость, эшелон пролетел мимо. В пути произошла сцена, ярко характеризующая настроение отряда, выступившего на защиту Временного правительства. Прибывший из Петрограда офицер рассказывал о положении в городе. Вошедший Керенский протянул ему руку. Я — корниловец! Подобные ситуации возникали в эти несколько дней неоднократно. Весь день и всю ночь поезд двигался беспрепятственно. Приказ был написан в позаимствованном у самого Краснова блокноте. Утром 27 октября Керенский получил из Петрограда сведения о готовящемся восстании. Выступить в поддержку правительства должны были Николаевское, Константиновское, Владимирское и Павловское училища. На рассвете 27 октября первый эшелон прибыл на станцию Гатчина-товарная. Здесь Краснова уже ждали пробившиеся из Новгорода 2 сотни 10-го Донского полка и 2 орудия. В то же время в Гатчину прибыли и большевистские войска, которые только начали выгружаться из вагонов. На Балтийской станции строилась рота Измайловского запасного полка и команда матросов всего 360 человек. Краснов, приказав выдвинуть вперед орудие, предложил солдатам сдаться, что они и сделали. Примерно то же самое произошло и на Варшавской станции: там казакам сдалась рота Семеновского запасного полка с 14 пулеметами. Конвоировать такое количество пленных казаки не могли в силу своей малочисленности, кроме того, в большинстве солдаты и тем более офицеры вовсе не были убежденными большевиками: «Да мы что! Мы ничего! Нам что прикажут, мы то и делаем», — говорили они. Поэтому пленных разоружили и отпустили. Гатчина была объявлена на военном положении, был назначен комендант, учрежден военный суд. Поддержание порядка в городе взяла на себя гатчинская школа прапорщиков, но принять участие в двнжеииИЖорпуса на Петроград начальство школы отказалось. Из Гатчины Керенский обратился с приказом к войскам петроградского гарнизона: «... Приказываю всем частям Петроградского военного округа, по недоразумению и заблуждению примкнувшим к шайке изменников родины и революции, вернуться, не медля ни часу, к исполнению своего долга". Со своим приказом к петроградскому гарнизону обратился и П. Краснов: «Граждане, солдаты, доблестные казаки... Немедленно присылайте своих делегатов ко мне, чтобы я мог знать, кто изменник свободе и родине и кто нет, и чтобы не пролить случайно невинной крови». Эти два приказа были отпечатаны и разбрасывались над Петроградом с аэропланов офицерами гатчинской авиационной школы. Столь быстрый мирный захват Гатчины показал, что власть большевиков еще не успела прочно утвердиться. Дело заключалось не только в том, что большевикам не хватило времени организовать отпор наступлению Керенского. Солдатские массы вели себя пассивно: они объявляли о своем неучастии в «братоубийственной войне» или поддерживали того, на чьей стороне была сила. Слухи о наступлении Керенского - Краснова произвели в столице сильное впечатление. Комиссар при Ставке В. Станкевич, находившийся в эти дин в Петрограде, пишет о том, что, когда «грянуло» известие о приближении Керенского с войсками, «начались оживленные попытки организации борьбы с большевиками. Эти же слухи отразились крайним упадком настроения у большевиков...

В воспоминаниях, написанных в период слишком еще близкий к пережитым событиям, автор не называет имен по соображениям полицейского характера, умалчивает о тех «друзьях», с которыми он виделся и с которыми советовался. Не говорит он и о Войтинском. Когда произошла их встреча в Пскове? И чрезвычайно важно одно показание Черемисова, сделанное в более позднем разговоре по юзу с Духониным. Керенский согласился тогда со мной и отменил перевозку войск... Итак, возможно, что Войтинский присутствовал при втором разговоре Керенского с Черемисовым. При его колеблющейся позиции до переговоров в ту же ночь с Гецем он не мог внушить Керенскому веру в поддержку со стороны «революционной демократии»; напротив, он мог своими сомнениями, которые выражал в разговоре с Толстым и которые повторяли дневные, уже известные нам впечатления в рядах руководителей псковской «революционной демократии» от сообщения о назначении Кишкина, возбудить колебания у Керенского; у самого Войтинского не было доверия к «коалиционному» Правительству — по отметке в дневнике ген. Болдырева первая речь нового правительственного комиссара на северном фронте 15 октября была переполнена выражением этого недоверия. Возможно, что Керенский и не высказывался прямо за отмену приказа о посылке войск — в состоянии психической прострации говорил он неопределенно; могла повториться сцена, аналогичная той, которая произошла в августе при злосчастной беседе с неудачным «посланцем» ген. Если меня спросят: посылал ли Керенский Львова в Ставку — я определенно отвечу: нет. Но, если меня спросят: мог ли Корнилов считать, что Львов является от имени Керенского — я также, без колебаний, отвечу: да. Правда, Львов был человек очень недалекий, а Черемисов, по общему признанию, был не только хорошим военным, но и обладал трезвым и прозорливым умом... Но в интересах Черемисова было понять колебания Керенского в сторону приближения их к своей позиции. Не чуждо было Керенскому и некоторое злоупотребление словами о готовности уйти от власти. Иногда здесь сказывалась поза, иногда эти слова должны быть отнесены к приемам тактики. Во все критические моменты подобная аргументация выдвигалась в целях воздействия на собеседников — еще более естественной была она в псковской беседе, когда упадок духа мог придавать ей оттенок полной искренности. Подобному объяснению противоречит лишь определенное свидетельское показание Кроника о заявлении Войтинского в ночном заседании псковского комитета, что он санкционировал отмену распоряжения о посылке войск. Колебания Керенского подтверждает еще один документ, воспроизводящий юзовский разговор — неясный в силу какой-то недоговоренности или пропуска по небрежности редакции, но это единственный документ из всей серии, опубликованной в «Красном Архиве», который в своем начале как то непонятно обрывается. На другой день ген. Барановскому удалось снестись с пор. Данилевичем в Петербурге, хотя провод формально и был занят уже большевиками. А Ставка мне наговорила массу небылиц... Пусть он Керенский идет на открытое сопротивление, иного выхода нет, иначе он будет чернью уничтожен. Она еще вчера домогалась иметь его, во что бы то ни стало»... Если бы только не доброта и мягкость, вот ужас»... Можно предположить, не без основания, что Вонтинский должен был прийти к Керенскому после разговора с Гоцем и осведомить его о изменившемся положении, как осведомил он утром ген. И не так уже, по-видимому, не прав был Черемисов по существу, когда утверждал, что самоопределившийся Войтинский и прибывший в Псков ген. Краснов вернули Керенскому энергию. Так же, как в деле Корнилова, Керенский очень скоро и очень прочно забыл о своих колебаниях в часы упадка духа. Для некоторых современников уже тогда почти не являлось сомнений в том, что Керенский сам остановил движение войск к Петрограду. Так со слов Вырубова, приехавшего из Ставки, записано у меня в дневнике 4 декабря 1917 г. Впечатление Вырубова, очевидно, было впечатлением всей Ставки, хотя в официальном уведомлении 26-го Ставки нач. Однако, передать распоряжение с подтверждением приказа о движении на Петроград не удалось, так как у аппаратов Революционным Комитетом, сформировавшимся в Пскове, были поставлены особые дежурные члены этого Комитета. На копии документа, напечатанной в «Красном Архиве» имеется пометка, надо думать, сделанная Черемисовым 178 : «Распоряжение об отмене движения войск на Петроград сделано с согласия главковерха, который приехал в Псков не после отмены, а до нее. Второе распоряжение о посылке 3-го кон. Лукирский за своей подписью, воспроизведенной в журнале, сделал со своей стороны пояснение: «Доложено наштаверху т. Духонину было на основании сообщенного мне генквартсевом т. Барановским , как присутствовавшим при встрече Главковерха Керенского с Главкосевом Черемисовым. Сам я лично при встрече и разговоре не присутствовал. О приезде Главковерха я узнал после отмены распоряжения». У него помечен разговор, не вошедший в число лент переговоров по прямому проводу, впоследствии напечатанных. Выходило по его словам, что Керенский действительно «склонялся» к назначению Черемисова верховным главнокомандующим и согласился на предложение последнего поехать в Ставку для проверки настроения армии 179. Краснов, а вместе с ним и его воспоминания, пользоваться которыми приходится с очень большой осторожностью. И не только потому, что написаны они романистом, склонным воспроизводить в более или менее художественной форме былые переживания. Печатались воспоминания уже тогда, когда «корнетское предприятие, лихое на первый взгляд, но по существу представлявшее непродуманную авантюру» так охарактеризовал Черемисов гатчинский поход закончилось крахом. Невольно настороженно относишься к мемуаристу, который в двух вариантах своих воспоминаний при разных политических условиях в России и эмиграции дал две в корень противоположные версии о конце гатчинской «авантюры». Краснов должен был повести первые отряды на помощь Правительству. Судьбе угодно было, — замечает Керенский, — связать «мою последнюю попытку спасти государство от большевистского разгрома с 3-им конным корпусом — тем самым, который был двинут под командой Крымова ген. Корниловым против Вр. Судьба здесь не при чем, так как части 3-го корпуса были назначены самим Правительством, т. Верховным Гланокомандующим без предварительного сговора с Черемисовым очевидно потому, что эти части, «деморализованные» корниловским выступлением все же считались наиболее крепкими в смысле своего антибольшевизма 180. Экстренный вывоз частей именно третьего корпуса отчетливо показывает, как необдуманно все делалось в эти дни в правительственных кругах. Третий корпус был разбросан по всему северному фронту. В этом факте ген. Краснов усматривает проявление злого умысла. Он рассказывает, как в сентябре он делал энергичные попытки оставить корпус для поддержки Правительства в ближайших окрестностях Петербурга. Сочувствовал такому решению и Полковников, обещавший «осторожно нащупать» у Керенского. Но в силу того, что «советы» настаивали на удалении корпуса из окрестностей Петербурга, последний был направлен в распоряжение Черемисова. Самое распыление корпуса по фронту, произошло, очевидно, не по какому-либо преднамеренному «злому умыслу» 181 , а естественным путем — казаков приходилось отправлять то туда, то сюда в предвидении беспорядков на фронте. В Петербурге об этом не думали, когда назначали всем полкам 1-ой Донской дивизии двинуться на помощь Правительству. Как раз 24-го четыре полка указанной дивизии были уже направлены в Ревель «для расформирования пехотной дивизии, отказавшейся исполнять боевые приказы». И тут же ночью, 25-го, Дитерихсу по собственной инициативе приходилось разъяснять, что выбор полков всецело предоставляется на усмотрение Главкосева, «если нет возможности точно, исполнить телеграмму в отношении первой дивизии » — «обстановка так складывается, что необходима быстрота распоряжений». Краснов мог собрать только 10 сотен, слабого состава по 70 человек, т. Вследствие отсутствия командира первой дивизии, бывшего в отпуску, командование принял на себя сам Керенский 182 , намереваясь сосредоточить свои «войска в Луге» и оттуда идти походом, чтобы «не повторять ошибки Крымова! Краснов едет в Псков. Попадает туда в 3 часа ночи, застает Лукирского спящим, будит его и требует разъяснения от начальника штаба, как надлежит ему поступить при двух взаимно противоречащих приказаниях. Тут первая неувязка, потому что Лукирский ждал Краснова, как сообщал он только что Духонину. С другой стороны, Лукирский совершенно не был осведомлен о приезде Керенского и о разговорах Черемисова — он узнал об этом post factum, на другой день от Барановского. Черемисова Краснов, по его словам, застал бодрствующим — на заседании военно-рев. Разговор их закончился якобы репликой Главкосева: «Я вам искренне советую остаться в Острове и ничего не делать. Поверьте, так будет лучше». Пылающий энергией Краснов идет отыскивать Войтинского. Последний ему таинственно передает, что Керенский в Пскове, и рекомендует направиться к Главковерху, отказываясь, однако, его сопровождать: «нам неудобно идти вместе». У дверей дома, где остановился Керенский, раздается звонок. Кто кого убедил? Кто кого «обманул»? На чьей стороне было самовнушение? Краснов ли, думавший лихим налетом захватить Петербург? Корниловым против адвоката Керенского, кумира толпы и другое — идти с этим кумиром против Ленина, который далеко не всем солдатам нравится. Или Керенский вместе с Барановским и, может быть, Войтинским, уверявший Краснова, что не только все части его корпуса будут собраны и двинуты под его начальством на Петербург, но он будет усилен и 37-й пехотной дивизией, и 1-й кавал. Я отбрасываю в сторону патетическую словесность воспоминаний Краснова, которой он объясняет, почему во имя Родины он пошел к ненавистному Керенскому. Эти позднейшие резиньяции исторической цены не имеют. Краснов не учитывал тогда обстановки. Реальное он ощутил только тогда, когда остался в полном одиночестве со своими семьюстами казаков под Гатчиной 184. Гатчинский поход В 5 ч. Черемисов , — спрашивал Духонин утром Лукирского. Одновременно, за подписью Керенского, был опубликован общий приказ, обращенный к армии:... Этот приказ вызвал некоторое недоумение. Так комиссар юго-западного фронта Иорданский 185 , сообщая Вырубову пом. Ставки о спокойствии на фронте «большинство за Вр. Правительство» и о подготовке посылки отряда с целью хотя бы «морального удовлетворения», говорил: «Одна фраза приказа возбуждает недоумение — о возможности образования нового правительства; если это означает готовность идти на компромисс с Петроградом, то это ошибка, лозунгом должно быть восстановление Правительства и созыв Учред. Собрания в назначенный срок... Мы смотрим на положение, как на неизбежный момент ликвидации большевизма, и были бы совершенно выбиты из колеи, если бы повторились полумеры 3—5 июля». Милюков «Россия на переломе» также видит в той фразе, которая вызвала недоумение на юго-западном фронте, намек на «переговоры», которые якобы велись Керенским накануне большевистского восстания о создании однородного социалистического правительства. Ниссель мало, конечно; разбиравшийся в подоплеке русской политической жизни того времени и повторявший в значительной степени информацию, которую получал от своих русских собеседников, остался в убеждении, что Керенский все время до переворота и после переворота лично находился в секретных сношениях с Лениным и Троцким и поэтому оказывал сопротивление тем активным действиям против большевиков, которые ему предлагались. Ниссель знает даже, что именно большевики содействовали выезду Керенского из России, снабдив его фальшивым паспортом! Борьба с большевистским захватом власти должна была идти под флагом: революционной демократии, а не Временного Правительства. Итак, подписав два приказа, Керенский вместе с Красновым направился в Остров — стоянку штаба третьего корпуса. При чтении воспоминаний Керенского можно узнать, что только его «личное присутствие среди войск устранило... Двинувшиеся из Острова под «рев и угрозы разнузданной солдатчины эшелоны» пролетели жел. Быстрота действий помешала вновь Духонину непосредственно переговорить с Керенским, хотя соответственная депеша была отправлена Лукирским с офицером на автомобиле 187. К вечеру эшелоны были под Лугой. Здесь Керенский узнал о захвате Зимнего Дворца. Если бы в то утро 26-го я уже знал о захвате большевиками Временного Правительства, я наверное не остановился бы на этом слишком рискованном плане». Конечно, и в Луге было не поздно изменить план, но дело в том, что сообщение, полученное через ген. Барановского, показалось тогда «невероятным» — Керенский решил, что это известие было сфабриковано большевистскими агентами 188. Без выстрела на рассвете 27-го захвачена была Гатчина. Прибывшие из Петербурга войска многочисленные, в представлении Керенского, с артиллерией, блиндированными автомобилями; две роты и команда матросов — в изображении Краснова без боя разбежались 189. Местные войсковые части были пассивны и нейтральны. Окрыленный первым успехом Керенский требует дальнейшего немедленного наступления. Краснов предпочел бы задержаться в Гатчине до прибытия помощи. Все-таки в Царском Селе гарнизон исчисляется в 16 тыс. Но «гражданская война — не война. Ее правила иные, в ней — решительность и натиск». Так рассуждает в мемуарах ген. Краснов, назначенный командующим всеми вооруженными силами петербургского района. В 2 часа ночи Краснов двинулся на Царское Село. Двинулся о осторожностью, где можно «разговаривал», вступая в соглашение с цепями противников. Отказавшись от военно-технического руководства вооруженными силами и следуя своему правилу: «не вмешиваться» в распоряжения лиц, которым поручено выполнение той или иной задачи, Керенский остался в Гатчине. Там ему, однако, не сиделось, и он скоро же поехал в самую гущу «сосредоточения правительственных войск». Краснов объяснил Главковерху, что задержка вызвана малочисленностью наступающего отряда и лучшей, чем он думал, организованностью обороны Царского Села: «все торгуемся», — сказал он. Краснов попросил Керенского не оставаться на поле сражения, так как это мешает операции и волнует офицеров 190. Подобная просьба показалась Керенскому «очень странной и непонятной», но он все понял, когда заметил в окружении Краснова «несколько слишком хорошо» ему «известных фигур» от Совета Союза Каз. Войск, приславшего делегацию 191 ,— «тогда новый тон и новая манера генерала мне стали слишком понятны». Керенский вернулся в Гатчину. Здесь посетил его Савинков, и это появление «сразу с быстротой молнии осветило» Керенскому «все новое положение в отряде». Приезд этих «политиков» и «патриотов» не предвещая ничего хорошего и «не мог пройти даром для успеха, как выражается Керенский, моего предприятия». Подозрительность Керенского была возбуждена. Время шло. Царское еще не было взято. Тогда, под вечер, Керенский снова идет в отряд, с «твердым решением вмешаться в самые военные действия». Керенский не сомневался, что «внезапный паралич, охвативший все части 3-го конного корпуса? Выяснив на месте положение дел, Керенский послал Краснову письменное требование немедленно начать, военные действия. В этот момент на поле битвы появился Станкевич, прибывший из Петербурга с самыми оптимистическими сведениями о состоянии готовых поддержать Керенского «боевых сил». Колебание Краснова было сломлено. Краснов дает красочную подробность — не выдержав роли, Керенский сам врывается в гущу колеблющихся солдат и с сидения автомобиля, в нервном возбуждении начинает говорить речь 192. Все спуталось. Решает дело взвод донской батареи. Один, два выстрела, и «будто слизнули они все это море голов и блестящих штыков. Все стало пусто». Царское было «взято». ВРК объявил, что в Царском, «два полка дрались геройски, но под давлением превосходных сил были вынуждены отступить», а советская публицистика сказала, что большевики сделали «еще одну попытку избежать кровопролития». За весь день 28-го октября на помощь подошли три сотни 1-го Амурского казачьего полка, заявившие, по словам Краснова, что в «братоубийственной войне принимать участия не будут», и захваченный казаками бронепоезд «Непобедимый» Осадный полк, шедший из Луги по жел. При возвращении в Гатчину Керенский надеялся «твердо найти свежие войска». Он нашел только «телеграммы». Маленький красновский отряд, потонул в море разложившихся «нейтральных» гарнизонов Царского Села и Гатчины. Для того, чтобы удержать «горсть» казаков на должной высоте дисциплины, нужна была спаенность верхов. Ее не было с самого начала и не только в силу противоестественного соединения двух людей, столь различных политических взглядов и столь отличной психологии. Сам Керенский должен признать, что офицерство отряда причисляло себя, к среде «корниловцев» и относилось к нему с враждебностью. Краснов зарисовал такую сцену. Выехавший из Петербурга сотник Карташов докладывает Краснову, еще под Лугой, о событиях в столице. В купэ входит Керенский и протягивает руку Карташову по демократическому обычаю Главковерху «здороваться со всеми одинаково». Тот вытягивается во фронт, но руки своей не дает: «Виноват, господин Верховный Главнокомандующий, я не могу подать вам руки. Я — корниловец». Помнит и Керенский этот эпизод, только относит его к более позднему дню, когда появились интриганы из Союза Каз. Правительству и требовавшие расправы с Керенским, и когда сам Краснов стал все решительнее сбрасывать маску лояльности. Керенскому представляется показательным не столько поведен е «адъютанта» Савинкова 193 , сколько ген. Краснова, который дал возможность этому офицеру немедленно скрыться из под ареста. Отрицательное отношение к Керенскому росло но мере того, как вырисовывалась изолированность отряда и терялась надежда на подход помощи. Враждебное чувство офицеров должно было передаваться и рядовым казакам — невольно Керенский делался ответственным за неудачу. Сам Керенский усиленно подчеркивает, что разложение казаков -отряда шло от ловкой большевистской пропаганды, которая пользовалась «старорежимными» высказываниями офицерской среды и заодно представляла Керенского «контрреволюционером» — Краснов же не принимал никаких мер «к очищению? Конечно, и с этой стороны шла разлагающая пропаганда. Все вместе создавало напряженную атмосферу в отряде. По словам Краснова, к нему явилась крайне возбужденная делегация от казаков с требованием немедленно удалить Керенского из отряда, так как он «предает» казаков. Под влиянием этих разговоров — и офицерских и солдатских — будто бы Савинков предложил Краснову арестовать Керенского и самому т. Краснову стать, во главе движения. Краснов, конечно, отверг предложение Савинкова и только уговорил Керенского «с большим трудом» уехать из Царского в Гатчину. Не очень верится в такое предложение Краснову со стороны Савинкова — во всяком случае этого красочного эпизода нет в том первоначальном тексте воспоминаний Краснова, который был в 18 г. Он появился лишь в позднейшей эмигрантской редакции мемуаров, в которой автор давал слишком большую волю своему воображению романиста. Заподозревали Савинкова в подготовке «переворота» и в окружении Керенского. Возможно, что у Савинкова были свои планы, и что он вел переговоры с Плехановым о создании новой правительственной власти — власти сильной, диктаторского характера. Но, его «интриги» носили довольно открытый характер, так как он и не скрывал, по словам Станкевича, своего отрицательного отношения к Керенскому 195. Из кого же состояло в Гатчине интимное, не очень многочисленное окружение Керенского, и что оно пыталось делать? Как было указано, в воспоминаниях Керенский намеренно умалчивает о тех, кого он называет своими «друзьями». Помимо лиц, прибывших с Керенским из Петербурга среди них помощник Полковникова с. Кузьмин , в этом интимном окружении прежде всего состоял Войтинский, обосновавшийся в Гатчине с 27-го. Он сам в показаниях большевикам определяя свои главнейшие функции: «предотвращение каких бы то ни было эксцессов и использование движения отряда контрреволюционерами». Близкое участие в гатчинских делах принимал и Станкевич, как муж совета и главный ответственный посредник между Гатчиной и Петербургом. Гастролерами побывали с. Гоц, Герштейн, Фейт, Сперанский. Появлялся на горизонте и Чернов. Небольшая группа эс-эров во главе с Семеновым — тем самым, который приобрел печальную известность на московском процессе, и который постоянно состоял при Главковерхе, исполняя отдельные поручения или занимая определенные должности. Все они пытались организовать, довольно безуспешно, пропаганду среди гарнизона Гатчины и Царского Села. Неуспех агитации отчасти объяснялся разбродом, царившем среди пропагандистов: одни, по свидетельству Вейгера, защищали необходимость борьбы с большевиками, другие отвергали ее, базируясь на идее единого фронта в социалистической демократии. Создать однородное настроение в массах не представлялось возможным — в лучшем случае пропагандисты достигали того, что солдаты предпочитали держаться положен я ни к чему не обязывающего нейтралитета, т. Достопримечательную сцену зафиксировал в своих воспоминаниях Станкевич. Он был сам действующим лицом. Прибыв 26-го из Петербурга в Царское Село, Станкевич наблюдал, как местный гарнизон «в ужасе» бежал перед не появившимся еще противником. У Станкевича родилась мысль склонить солдат в сторону правительства. Полилась его соловьиная речь перед толпой на царскосельском вокзале. Но «едва я замолчал, — вспоминает мемуарист, — уверенный в успехе, как какой то пожилой солдат плюнул и со злобой и в иступленном негодовании стал кричать: «все перепуталось, ничего не пойму, к черту всех ораторов». Действительно, «все перепуталось», и в пестром конгломерате людей и настроений в Гатчине, как в фокусе, отражалась вся эта общественная и бытовая путаница. Настроения в армии Успех гатчинского похода всецело зависел от быстрого продвижения эшелонов с фронта — еще в тот момент, когда фронт был в неопределенном состоянии. Теперь совершенно ясно, что петербургская «передряга» была затеяна большевиками почти вне непосредственных организационных связей с фронтом. К попыткам «организации» фронта в сущности было преступлено лишь 26 октября, т. Помощь шла, но двигалась она со «странной и загадочной» медлительностью. Верховная Ставка рассылала телеграммы во все концы, слал телеграммы Краснов и еще более Керенский. Но помимо всех этих причин была и еще одна, отмечаемая Черемисовым — она не зависела ни от бездействия Ставки, ни от злой воли железнодорожников. Очень сомнительно, что такая мысль руководила Черемисовым. Все последующее поведение главнокомандующего северным фронтом мало вяжется с подобным утверждением. За четыре дня, — утверждает Будберг, — войска в Двинске получили от Черемисова только телеграмму о том, что «политика армии не касается». Но верховный главнокомандующий и не ждал инициативы с мест — он распоряжался по собственному усмотрению. От Керенского в Штаб Северного фронта стали поступать телеграммы с категорическими предписаниями выслать такой то полк в Гатчину. Распоряжения Главковерха должны были «беспрекословно» выполняться, но Главковерх не мог знать ни расположения полков, ни степени надежности того или другого из них. Последствия ошибки не замедлили сказаться. Распоряжения вызывали возражения со стороны непосредственных начальников: один доносил, что требуемый полк только что заступил позицию; другой, что требуемый полк может двинуться через Два дня и т.

Керенский проспал шанс победить в Первой мировой и избежать Гражданской войны

Опомнившиеся большевики пустили в ход пулемет. Первым был убит бесшабашный хорунжий. Его товарищи поспешили отступить. К вечеру бой стих. Потери большевиков были велики, но в бинокль Краснову было хорошо видно, что к противнику прибывают все новые подкрепления. Это заставило Краснова отдать приказ с наступлением темноты отходить к Гатчине. Оборонять Царское Село с его огромным парком и беспорядочно разбросанными домами возможности не было, а в Гатчине отряд мог на какое-то время оставаться в безопасности. В Гатчине Краснова уже ожидал Керенский.

Он показался Краснову растерянным и даже немного напуганным. Если никто не придет — ничего не выйдет. Придется уходить. Краснов отдал распоряжение поставить на въезде в город заставы с артиллерией, а сам лег отдохнуть. Но не успел он закрыть глаза, как его разбудил командир артиллерийского дивизиона. Он сообщил, что казаки отказываются идти на заставы и говорят, что больше не будут стрелять в своих. Чуть позже с тем же самым сообщением пришел командир 9-го Донского полка.

В итоге спать в эту ночь Краснову не пришлось. Он направился к артиллеристам, чтобы самому поговорить с ними. По дороге Краснов увидел толпящихся во дворе казаков. Среди них ходили люди в черных матросских бушлатах. Краснову сказали, что это парламентеры, которые привезли с собой ультиматум, выдвинутый союзом железнодорожников. Всероссийский исполнительный комитет профессионального союза железнодорожников или как его называли в духе тогдашней моды на сокращения — ВИКЖЕЛЬ внезапно оказался в положении самой влиятельной политической силы страны. Руководство ВИКЖЕЛя, угрожая всеобщей железнодорожной забастовкой, потребовало от противоборствующих сил сложить оружие.

Это было очень серьезно, так как железнодорожная забастовка могла парализовать страну. Мнения присутствующих разделились, но решающей оказалась позиция Краснова. Он заявил, что в настоящий момент необходимо перемирие. Оно позволит выиграть время, а если подойдет обещанная помощь, можно будет возобновить поход на столицу. Поздно вечером того же дня к большевикам были отправлены парламентеры. В Гатчине воцарилась обстановка тревожного ожидания. Шли какие-то совещания, писались прокламации и приказы, но все мысли были только о том, насколько успешной будет миссия переговорщиков.

Утром 1 ноября парламентеры вернулись обратно. Вместе с ними прибыли большевистские представители во главе с членом нового петроградского правительства П. Дыбенко предложил, ни много ни мало, обменять Керенского на Ленина — "ухо на ухо". Казаки поверили и пошли с этим к Краснову, но тот резонно отвечал: пускай Дыбенко доставит сюда Ленина, и тогда можно будет говорить. Разговор этот вызвал у Краснова беспокойство, и он пошел к Керенскому. То, что происходило дальше, в трактовках Краснова и Керенского существенно разнится. Краснов утверждает, что он предупредил Керенского и, задержав казаков, позволил тому скрыться.

Керенский же до конца пребывал в убеждении, что Краснов собирался выдать его большевикам. Керенский был в отчаянии и всерьез собирался покончить с собой.

После окончания Второй мировой позиция Керенского — анстисовесткая. Его взгляды ближе к позиции генерала Деникина: мы за Красную армию, которая победила нацизм, но мы за то, чтобы она повернула штыки в сторону Сталину. Но Красная армия штыки не повернула, и Деникин в 1947-м уже предлагает бросать бомбы на Советы. Он говорит, что СССР не изменился, страна представляет опасность для мира. И начинает выступать как организатор нового блока антисоветского. Пытается собрать вокруг себя тех, кто и против царизма, и против советской власти. Ведет контакты с националистами. Говорит, что СССР должен быть конфедеративным — и получает симпатии со стороны эмигрантов-националистов.

И ведет линию на сплачивание вокруг себя эмигрантов. Но при том для многих эмигрантов остается слабой одиозной фигурой - все эти годы. Не использовавший свой шанс осенью 1917-го. И сплотить вокруг себя в конце 1940-х не смог. И говорит, что, если бы перенесся в 1917-й год, то он расстрелял бы Керенского - то есть самого себя. За беспечность. Он же написал учебник Истории России. Четверть учебника посвящена 1917 году и ему самому. Делая исторически й экскурс, он постоянно подчеркивает, что русский народ - демократ, русские - не рабы. Право собственности и уважением личности для русских типично.

А вот самодержавие и большевизм давили и душили свободного русского человека. Оттепель он приветствовал, критика Хрущевым сталинизма у Керенского находит поддержку. Никто оправдывать его не собирался. И даже интервью с Боровиком подавалось как запоздалое прозрение врага. Враг покаялся, признал ошибки и, да может быть Керенского мы простим.

Станкевич, увидевший толпы отступавших солдат. Начав с разговоров в первой попавшейся кучке солдат, мы перешли к речам. Тотчас собралась толпа. Слушают внимательно, даже поддакивают. Я кончил призывом не слушать большевиков и поддержать правительство в его стремлении дать народу честный мир. Учредительное собрание и землю. Но едва я замолчал, уверенный в успехе, как какой-то пожилой солдат плюнул и со злобой неизвестно на кого начал кричать, что теперь уж он ничего не понимает... Все говорят и все по-разному... Один хочет этого, другой хочет того... Всякий со своими программами, партиями... В сумерках 28 октября Царское Село было занято. Несколько тысяч не успевших бежать солдат гарнизона укрылось в казармах. Они отказались сдавать оружие, но никаких враждебных действий не предпринимали, объявив о своем нейтралитете. Почти без сопротивления была занята железнодорожная станция Александровская, радиостанция — одна из самых мощных в России, телеграф. До часа ночи Краснов оставался на окраине города, устанавливая связь с частями корпуса, а затем переехал со штабом в служительский дом дворца Марии Павловы здесь его штаб размещался и в сентябре. Две сотни казаков расположились тут же во дворе. Вечером 28 октября в Царское приехал американский журналист Джон Рид. Я спрашивал их, за кого они. Конечно, Керенский провокатор, но, думается нам, нехорошо по русским людям стрелять в русских людей». В помещении начальника станции дежурил приветливый солдат... Казаки пришли рано утром. Они взяли в плен двести-триста человек наших и человек двадцать пять убили... По соседству с нами сидел французский офицер... Хороша гражданская война! Все, что угодно, только не дерутся... У выхода из вокзала стояло двое солдат с примкнутыми штыками. Их окружало до сотни торговцев, чиновников и студентов. Вся эта толпа набрасывалась на них с криками И бранью. Солдаты чувствовали себя неловко, как несправедливо наказанные дети... Мы пошли по улицам. Редкие фонари давали мало света, прохожих почти не было. Над городом нависло угрожающее молчание, нечто вроде чистилища между раем и адом, политически ничейная земля. Только парикмахерские были ярко освещены и набиты посетителями да у бани стояла очередь: дело было в субботу вечером, когда вся Россия моется и чистится... Чем ближе мы подходили к цворцовому парку, тем пустыннее становились улицы. Перепуганный священник показал нам, где помещается Совет, и торопливо скрылся. Совет находился во флигеле одного из великокняжеских дворцов, напротив парка. Двери были заперты, в окнах темно... Мы направились к императорскому дворцу, вдоль огромных и тёмных садов. Фантастические павильоны и орнаментальные мосты смутно маячили сквозь ночной мрак; слышно было мягкое журчание фонтана Вдруг, разглядывая смешного металлического лебедя , выплывавшего из искусственного грота, мы неожиданно заметили, что за нами следят. Человек шесть дюжих вооружённых солдат подозрительно и пристально приглядывались к нам с соседнего газона. Я двинулся к ним и спросил: «Кто вы такие? Все они казались очень утомлёнными, да, конечно, так оно и было: долгие недели непрерывного митингования даром не проходят. Солдаты неуверенно переглядывались. Мы прошли под аркой огромного Екатерининского дворца, вошли за ограду и спросили, где здесь штаб... В Царском Селе кипят политические страсти... Керенский войдет в город к восьми часам... Полковник, видимо, колебался. Видите ли, большинство солдат нашего гарнизона большевики. Сегодня после боя они ушли в Петроград и увели артиллерию. Можно сказать, что ни один солдат за Керенского не встанет, Но многие из них вовсе не хотят драться. Что до офицеров, то почти все они уже перешли к Керенскому или просто ушли». У нас упали сердца, потому что в наших мандатах удостоверялась наша глубокая революционность. Полковник откашлялся. Поэтому если вы хотите видеть бой, то я прикажу отвести вам комнату в офицерской гостинице. Приходите ко мне завтра в 7 часов утра, я дам вам новые пропуска». Мы не поверили, что здесь будет какой-либо бой… Полковник любезно послал своего ординарца проводить нас на станцию. Ординарец был южанин. Он родился в Бессарабии в семье французских эмигрантов. Но я так долго не видал моей бедной матери… Целых три года…» Мчась в Петроград сквозь холод и мрак, я видел через окно вагона кучки солдат, жестикулирующих вокруг костров. На перекрёстках стояли группы броневиков. Их водители перекрикивались между собой, высовывая головы из башенок. Всю эту тревожную ночь по холодным равнинам блуждали без предводителей команды солдат и красногвардейцев. Они сталкивались и смешивались между собой, а комиссары Военно-революционного комитета торопились от одной группы к другой, пытаясь организовать оборону. Один из жителей Царского оставил свой рассказ о том, что npoисходило в городе в эти дни. Многие обыватели потчевали казаков папиросами, угощали их чаем. Группа местных жителей устроила для них подписку, давшую около 50 тысяч. Относительно своих политических взглядов они заявляли, что эта сторона их не интересует. Мы пришли для того, чтобы постоять за свои «права ». Что именно подразумевали они под словом « права» — трудно было решить. Как только казаки заняли вокзал, они захватили стоявший на станции воинский поезд с эшелоном, присоединившийся к большевикам. Казаки быстро обезоружили эшелон и расставили на вокзале караулы. Ночью казачий караул поймал трех солдат с узлами, в которых были награбленные вещи. Через несколько часов грабители были расстреляны». У Краснова было слишком мало сил, чтобы контролировать Царское Село, город он занял в целях «политических». Из Торопца — 2 сотни Донского полка заканчивают погрузку и сегодня отправляются. Из Новгорода отправлена 1 сотня Донского полка. Из Витебска предложено грузить 29 октября Приморский драгунский полк. По донесению коменданта станции Ревель, к погрузке 13-го и 15-го Донских полков не приступали. На ст. Ревель дежурят члены военно-революционного комитета, которые заявляют, если составы для этой перевозки будут поданы, то все станционные агенты будут арестованы. Организовать оборону они еще действительно не успели. Дыбенко, прибывший 28 октября в Пулково с отрядом матросов, застал там мало организованные толпы солдат и рабочих: «На лицах вопрос: что делать, куда идти, какие будут приказания?.. Керенский занял Царское Село, и мы отступили в Пулково, — говорили они, — а теперь не знаем, что делать... Распоряжений мы ниоткуда не получаем». Гвардейские полки без сопротивления отступают из Царского... Задержать уходящих нет возможности». Антонов-Овсеенко сообщает, что в штабе у Нарвских ворот 28 октября, после известия о потере большевиками Гатчины, царила полная неразбериха: никто не имел информации о происходящем, связи не было. Пулково занимали части 3-го стрелкового полка, но на них надеяться не приходилось: «стрелки колеблются, офицерство предательствует». Яковлев В. Это было под Александровской II Вперед. Автор был их свидетелем. Вдоль железнодорожных путей станции Александровская со стороны Петрограда продвигался небольшой отряд красногвардейцев. Под вечер путевой обходчик, пришедший с перегона железной дороги, сообщил красногвардейцам о том, что передовой казачий разъезд продвигается по направлению к Александровской со стороны Гатчины; причем казаки находятся всего в трех километрах от станции, у Соболевского моста. Внезапно прогремел выстрел из трех орудий, установленных на платформах. Стреляли прямой наводкой по вокзалу и зданию водокачки. От взрывов станция и прилегающая территория окутались огнем и дымом. После обстрела вокзала бронепоезд остановился у платформы, из классных вагонов, прикрепленных к бронепоезду, выскочила группа вооруженных револьверами и шашками офицеров, юнкеров и донских казаков. Командовавший красновца- ми высокий пожилой полковник приказал всем задержаться по сторонам в зале. В этом строю оказался и я, в то время — житель Александровской. Полковник стал держать речь, подкрепляя ее отборной руганью. Я стоял в строю на левом фланге. Когда рассвирепевший полковник поровнялся со мной, он стал кричать: — А, здесь и георгиевский кавалер! Вешать таких надо на фонарях! Полковник подозвал к себе старшего вахмистра казака-фельдфебеля и, указывая на меня, сказал: — Это местный житель. Он покажет дорогу в Царское Село. Тебе надо связаться с нашими войсками, которые тоже наступают на Петроград.

В бинокль видно, что это не солдаты. Цепи двух видов. Одни в чёрных штатских пальто, идут неровно, то подаются вперёд, то бегут назад, - это рабочая гвардия. Другие, одетые в чёрные, короткие бушлаты, наступают, соблюдая строгое равнение, быстро залегают, применяясь к местности, - это матросы. Красная гвардия в центре, на Пулковской горе, матросы по флангам. Три броневика работают на шоссе. Они снабжены пушками и обстреливают Редкое, Кузьмино. Другой артиллерии пока нет. Моя сила — в артиллерии и броневом поезде. Но противник решил сопротивляться и одним артиллерийским огнём его не собьёшь». Рабочие и моряки стояли насмерть. В боях отличились отряды моряков и красногвардейцев, возглавляемые В. Антоновым-Овсеенко, Г. Чудновским, П. Дыбенко, М. Богдановым, Н. Марулиным, С. Рошалем, Н. Чекаловым, Р. Когда сотня казаков-оренбуржцев ринулась на деревню Сузи, занятую матросами, генерал Краснов со свитой вышел из домов полюбоваться, как конная лава сомнёт противника. Но красногвардейцы и матросы не дрогнули. Донцы-пулемётчики рванулись вперёд, чтобы пристрельным огнём помочь атакующим оренбуржцам. Не помогло. Атака захлебнулась. Сотня, кто верхом, а кто и пешком, побежала назад, оставив убитого командира. Такого отпора красновцы, конечно же, не ждали. Вскоре с Пулковской горы начали обстрел казаков морские дальнобойные орудия, доставленные с кронштадтских фортов. Снаряды ложились вдоль шоссе, рвались в предместьях Царского Села. Казачьи сотни и батареи без приказа отходили назад, побросав раненых и убитых. Так Сводный отряд из моряков, рабочих и солдат под командованием добровольца - полковника Вальдена остановил наступавших под Пулковскими высотами у города. Окончил Нижегородский кадетский корпус. Потом столичное Павловское военное училище. Павел Вальден любил военное дело и с увлечением совершенствовал свои знания и навыки. В течение пяти лет перед мировой войной он был непременным участником всеармейских состязаний и европейских олимпиад по стрельбе из разных видов оружия, ходьбе на лыжах, фехтованию. Неизменно занимая на них первые места, он получал императорские и международные призы. В Первую мировую войну поручик Вальден вступил начальником команды разведчиков пехотного полка. За подвиги, совершённые в первые же недели войны, он был награждён Георгиевским оружием. А потом несколькими боевыми орденами. Но уже в ноябре 1914 года тяжёлое ранение и контузия неожиданно прервали его фронтовую службу. Павел Вальден, блестящий офицер, спортсмен и герой, остался без ноги… После длительного пребывания в госпитале он был назначен в запасный батальон лейб-гвардии 2-го стрелкового Царскосельского полка начальником хозяйственной части. Крушение монархии капитан Вальден пережил без всякого душевного расстройства. В мае 1917 года он принял командование батальоном. А в августе, когда батальон был развёрнут в полк, полковник Вальден вступил в командование им. Я — командир резервного полка. События протекали следующим образом. На Питер Керенский ведёт войска Краснова. По поручению правительства в Детское прибыли члены Военно-революционного комитета Петроградского Совета тт. Антонов, Чудновский и другие. По приезде в полк на собрании представителей полка и гарнизона — вопрос о защите Питера от наступающего генерала Краснова и Керенского. Затем — октябрьские бои под Детским, Пулковом, успешная ликвидация попытки удара по Питеру». Вальден обучает командиров стрелково-пулемётному делу в кавалерийской школе, а затем, в Военно-технической академии РККА. В 1934 году начинается его педагогическая и научная деятельность в Военной академии механизации и моторизации РККА. В 1948 году генерал-майор Вальден был уволен по болезни и вскоре скончался. Днём 30 октября революционные отряды стали охватывать фланги красновских войск и создали угрозу выхода в тыл противника. Пролетарская ария двинулась вперёд длинным, изломанным фронтом и ворвались в Царское, не дав врагу времени разрушить правительственную радиостанцию. Теперь эта станция метала в мир торжествующие гимны победы…» Отряды Краснова были разбиты в многочасовом бою и поспешно отходили на Гатчину.

Выступление Керенского-Краснова

Неудачное наступление войск генерала Краснова (подготовленное Керенским) на Петроград. Даже генерал Краснов при его монархизме и неприязни к Керенскому— Краснов возглавляет поход на Петроград. Торжественно, с помпой, Керенский назначил Краснова командующим армией, идущей на Петроград. Оборону Петрограда возглавил ВРК, который 26 окт. (8 нояб.) предписал железнодорожникам не допускать продвижения войск на Петроград (в результате те немногие части, которые спешили на помощь Краснову, были задержаны).

ПОХОД НА ПЕТРОГРАД

Юнкера заняли Инженерный замок, телефонную станцию, Михайловский манеж. Руководил восставшими бывший командир Петроградским военным округом полковник Георгий Полковников Георгий Полковников Георгий Полковников Целый день продолжались бои между юнкерами Полковникова и большевиками, на стороне которых были вооруженные отряды рабочей гвардии, матросы и несколько воинских частей. Большие надежды юнкера возлагали на Краснова и его отряды. Но отряды не пришли. А Ленин, тем самым, приказал артиллерией расстреливать здания, где находились юнкера.

На следующий день восстание было подавлено. Начались расправы. Большевики хватали всех, кто был в офицерской форме и расстреливали. Полковников из Петрограда убежал.

Краснов был близок к успеху Подавив восстание юнкеров, большевики почувствовали себя увереннее. Петроградским военным гарнизоном был назначен подполковник Михаил Муравьев. Михаил Муравьев Михаил Муравьев Когда-то Муравьев был ярым монархистом, после февраля 1917-го примкнул к эсерам, а в октябре 1917-го оказался в стане большевиков. За несколько дней он сумел собрать возле себя около 10 тысяч солдат, матросов и красногвардейцев.

Казалось бы, силы явно на стороне большевиков. У Краснова казаков было всего около 800 человек. Утром 30 октября отряды Краснова приблизились к Пулковским высотам. Здесь уже заняли оборону войска Муравьева.

Этот бой запомнился двумя неожиданными моментами. Сначала большевики дрогнули. Волынский полк, который сражался на стороне большевиков, оставил позиции и бежал в тыл. При поддержке бронепоезда казаки захватили позиции на левом фланге обороны большевиков.

Удача была явно на стороне Краснова. Еще немного, и большевики побегут. Во втором случае произошло то, что не должно было произойти. Это было явным просчетом одного из боевых офицеров.

Во Пскове Краснова арестовали, но вскоре отпустили. После октябрьских событий Краснов получил от Керенского приказ вести состав корпуса в количестве 700 человек на Петроград. Его войска заняли Гатчину и Царское Село, но так и не получили подкрепления. Выступление провалилось. Тогда монархист Краснов был вынужден заключить перемирие с большевиками, которые тут же вошли в Царское Село и разоружили казаков. Краснова отпустили под честное слово больше не выступать против Советской власти, но генерал бежал на Дон и продолжил антибольшевистскую борьбу. Краснов писал: «Уже, кажется, и так физиономия Ленина достаточно хорошо определена, но русскому обществу этого мало. Ему нужно оправдать свою гнусность тем, что с Лениным нельзя бороться, потому что за ним стоят какие-то страшные силы: всемирный еврейский кагал, всемогущее масонство, демоны, бафомет, страшная сила бога тьмы, побеждающего истинного Бога.

На ухо шепчут: Ленин — не Ульянов, сын саратовского дворянина. Русский не может быть предателем до такой степени…». Атаман Краснов в немецкой форме. Он создал Всевеликое Войско Донское как самостоятельное государство, отменил все постановления советской власти и Временного правительства, сформировал 17-тысячную армию. Краснов призвал бывших императорских офицеров присоединиться к нему, что значительно укрепило командный состав Донской армии. После своего избрания атаманом Краснов тут же написал германскому императору Вильгельму II и заверил его в том, что его казаки не воюют с Германией. Он надеялся на помощь немцев и полагал, что любой борец с большевиками — его союзник. Германия признала правительство Краснова и даже оказала ему военную помощь.

В августе 1917 года его вызвал генерал Лавр Корнилов и поставил во главе 3-го конного корпуса, направлявшегося в составе других войск к Петрограду. Во Пскове Краснова арестовали, но вскоре отпустили. После октябрьских событий Краснов получил от Керенского приказ вести состав корпуса в количестве 700 человек на Петроград. Его войска заняли Гатчину и Царское Село, но так и не получили подкрепления. Выступление провалилось. Тогда монархист Краснов был вынужден заключить перемирие с большевиками, которые тут же вошли в Царское Село и разоружили казаков. Краснова отпустили под честное слово больше не выступать против Советской власти, но генерал бежал на Дон и продолжил антибольшевистскую борьбу.

Краснов писал: «Уже, кажется, и так физиономия Ленина достаточно хорошо определена, но русскому обществу этого мало. Ему нужно оправдать свою гнусность тем, что с Лениным нельзя бороться, потому что за ним стоят какие-то страшные силы: всемирный еврейский кагал, всемогущее масонство, демоны, бафомет, страшная сила бога тьмы, побеждающего истинного Бога. На ухо шепчут: Ленин — не Ульянов, сын саратовского дворянина. Русский не может быть предателем до такой степени…». Атаман Краснов в немецкой форме. Он создал Всевеликое Войско Донское как самостоятельное государство, отменил все постановления советской власти и Временного правительства, сформировал 17-тысячную армию. Краснов призвал бывших императорских офицеров присоединиться к нему, что значительно укрепило командный состав Донской армии.

После своего избрания атаманом Краснов тут же написал германскому императору Вильгельму II и заверил его в том, что его казаки не воюют с Германией. Он надеялся на помощь немцев и полагал, что любой борец с большевиками — его союзник.

Я не сомневаюсь, что петроградские солдаты и рабочие, только что завершившие победоносное восстание, сумеют подавить корниловцев»18. Вникая во все вопросы укрепления обороны красного Петрограда, Владимир Ильич потребовал немедленно собрать на заводах и складах колючую проволоку, лопаты, кирки и приступить к рытью окопов и сооружению проволочных заграждений на окраинах города19. В тот же день он дал распоряжение ВРК, Охтинскому складу взрывчатых веществ о немедленной выдаче снарядов и ручных гранат штабу Красной гвардии Выборгского района20. В район предстоящих боев по его распоряжению отправились красногвардейцы, были доставлены артиллерия, броневики, вооружение, боеприпасы и продовольствие21. В Пулкове, Куракине и в других местах создавались медицинские пункты для оказания помощи защитникам завоеваний Октября.

Движение уходящих отрядов по городу продолжалось всю ночь. Вооружение рабочих приняло очень широкие размеры, и силы Красной гвардии необычайно разрослись»22. Благодаря огромной организаторской, политической и военной работе В. Ленина, ЦК партии, Петроградского ВРК и других организаций к началу решающего сражения удалось сосредоточить на фронте более 10 тыс. Создавался оборонительный рубеж: 20 тыс. Были выставлены заставы, и велась усиленная разведка противника26. По заданию Советского правительства отряды Красной гвардии и революционных солдат останавливали эшелоны с войсками, двигавшиеся на помощь Керенскому с фронта.

Только в Пскове с их помощью было задержано около 40 эшелонов. Это были надежные «красногвардейские заслоны», которые применялись и при подавлении других мятежей. В борьбе против контрреволюции партия использовала агитацию, пламенное большевистское слово. Это было мощное испытанное оружие, воздействие его на солдатские массы было необычайно сильным. В войсках, посылаемых генералами на помощь Керенскому — Краснову, началось брожение. Керенский даже ввел «смертную казнь за большевистскую агитацию»29. Но это не помогло.

Пропагандистскую работу в войсках вели многие большевики-красногвардейцы, в том числе делегат Всероссийского съезда Советов М. Киселев, герой Октября Г. Чудновский и многие другие30. Не дождавшись подкреплений с фронта, войска Керенского — Краснова при поддержке артиллерии и бронепоезда утром 30 октября начали наступление. К этому времени революционные войска были развернуты на трех участках. На правом, у Красного Села, — балтийские моряки под командованием П. Дыбенко; на левом, у Пулкова, — революционные солдаты, руководимые В.

Антоновым-Овсеенко; в центре Пулковских высот — петроградские красногвардейцы во главе с К. Это были самые стойкие и надежные революционные части31. Революционные войска поддерживали артиллерийская батарея, расположенная у Пулковской обсерватории, три броневика и блиндированный поезд путиловцев под командой рабочего А. Зайцева, курсировавший по железной дороге32. Революционные отряды, выделенные в резерв, были сосредоточены в районе Колпина, Ораниенбаума и в тылу пулковской позиции. В Морском канале и на Неве, у с. Рыбацкое, стояли военные корабли, нейтрализовавшие превосходство врага в артиллерии.

Главный удар противник наносил по центру пулковского участка. Керенский и Краснов надеялись, что отряды красногвардейцев не выдержат сильного натиска казаков и оставят занимаемые позиции. Однако их надежды не сбылись. Выполняя приказ В. Ленина и ВРК «действовать со всей решительностью»33, красногвардейцы, успешно отбив все атаки мятежников, вечером 30 октября перешли в наступление. Богданов сообщал в ВРК, что враг получил «достойный отпор, какого противник, очевидно, не ждал... Казаки окончательно были деморализованы дружным огнем товарищей красногвардейцев и, побросав раненых и убитых, позорно бежали с поля битвы»35.

Только в боях у ст. Александровская они потеряли убитыми и ранеными около 1500 человек, а революционные войска — не более 20036. На следующий день газета «Правда» писала: «Войска Керенского разбиты. Арестован весь штаб Керенского с генералом Красновым и Войтинским37 во главе. Керенский, переодевшись в матросскую форму, вновь бежал... Авантюра Керенского считается ликвидированной. Революция торжествует»38.

Так провалилась первая попытка российской буржуазии свергнуть Советскую власть вооруженным путем. Стойкая защита Петрограда и своевременное подавление мятежа юнкеров явились крупной победой революционных сил. Эта победа имела решающее значение для распространения Советской власти по всей стране. Бойцы Красной гвардии, революционные солдаты и матросы проявили при этом беззаветную храбрость39. Особенно велика была роль отрядов Красной гвардии, которые показали себя как первая, наиболее надежная и организованная вооруженная сила молодого Советского государства40. Они стали опорой Советской власти в установлении революционного порядка в Петрограде и его окрестностях. Исключительную роль сыграла Красная гвардия в подавлении контрреволюции в Москве, ударной силой которой были юнкера и офицеры старой армии.

Если в столице в результате решительных мер Петроградского Военно-революционного комитета, действовавшего под непосредственным руководством В. В общей сложности на стороне контрреволюции выступило около 15 тыс. Несмотря на перевес сил противника в начале вооруженного восстания. В ходе боев, по уточненным данным, Красная гвардия в Москве выросла до 30 тыс. Последний удар мятежникам нанесли красногвардейские отряды, прибывшие по распоряжению В. Юнкера подняли белый флаг и в Москве. Московский военно-революционный комитет выпустил манифест «Ко всем гражданам Москвы», в котором сообщалось о полной победе над юнкерами и белогвардейцами.

Ленин, — окончилась ничем, потому что громадное большинство рабочих и солдат безусловно на стороне Советской власти»45.

Страницы истории : 9 ноября 1917 года. Поход Керенского и Краснова на большевицкий Петроград

Новость об этом оказала сильное деморализующее влияние на части Краснова. Выступление Керенского — Краснова, Мятеж Керенского — Краснова (26 октября (8 ноября) — 31 октября (13 ноября) 1917) — поход казачьих частей 3-го кавалерийского корпуса под командованием министра-председателя Временного правительства А. Ф. КЕРЕНСКОГО. Программа Корнилова и его приезды в Петроград – Государственное совещание – Визит Бориса Савинкова в Ставку – Открытый конфликт Керенского и Корнилова – Поход третьего конного корпуса к Петрограду – Гибель генерала Крымова – Миссия генерала Алексеева – Следствие.

Как был разгромлен антисоветский мятеж Керенского

Сам Керенский бежал в Псков, где уговорил казачьи войска под командованием генерала Петра Краснова выступить на Петроград. По расчетам «Комитета спасения», в тот момент, когда войска Керенского — Краснова начнут наступление на Петроград с фронта, его силы будут готовы нанести согласованный удар с тыла. Поход на Петроград Керенского—Краснова и его неудача.

Поход керенского краснова на петроград кратко

Через несколько дней его принял британский премьер-министр Дэвид Ллойд Джордж. Гость из России рассказал своему коллеге о положении дел на Родине и формировании антибольшевистских сил, в том числе армии генерала Антона Деникина. В своих мемуарах Керенский подчеркивал, что Ллойд Джордж именно от него впервые узнал полную картину Гражданской войны. Из Лондона Керенский отправился в столицу Франции : «Парижане ни в коей мере не напоминали чопорных, безразличных к политике лондонцев, и в Париже было значительно легче уяснить себе подлинное отношение союзников к событиям в России.

Париж в те дни был великолепен. То было время, когда на улицах города более чем когда-либо прежде ощущалась глубокая преданность людей своей Родине, ее прошлому, ее великому будущему. Время от времени на город совершали налеты германские самолеты, то и дело по парижским домам и бульварам с расстояние в 50-70 км начинала бить пушка, прозванная «Большой Бертой».

Здесь Керенский встретился с французским премьер-министром Жоржем Клемансо. От лица французского правительства тот обещал оказать «патриотическим силам России всю возможную помощь». В эмиграции Керенский редактировал газету «Дни» и вел активную деятельность среди русской диаспоры.

Так, благодаря соглашению с министром иностранных дел Чехословакии Эдвардом Бенешем в 1920 году осевшие в этой стране эсеры получили возможность заниматься литературной и политической работой. В 1922-м все документы организации выкрал агент большевиков, который втерся в доверие к эсерам по рекомендации друга Керенского, бывшего министра юстиции Временного правительства Павла Переверзева. Эсер Марк Вишняк в своих мемуарах «Годы эмиграции» отмечал, что, перед тем как исчезнуть, шпион оставил записку о том, что «довершить данное ему поручение убить Керенского он не в силах».

Полученное известие бывший премьер воспринял как моральную победу над большевистским агентом, решив, что тот проникся к нему теплыми чувствами при личном знакомстве. С 1922 года Керенский постоянно проживал в Париже, но много путешествовал. В межвоенный период он опубликовал ряд публицистических работ, в которых подробно осветил предшествовавшие Октябрьской революции события и дал им свою оценку.

С началом Второй мировой войны в 1939 году Керенский выступил с осуждением пакта Молотова-Риббентропа, однако чуть позже желал победы советскому народу в конфликте с нацистской Германией. Ввиду оккупации Франции силами вермахта он вернулся в Англию. Женитьба на австралийке, письмо Сталину и думы о судьбах России 12 августа 1940 года Керенский с женой-австралийкой Лидией Нелли Триттон прибыл в Нью-Йорк на трансатлантическом лайнере.

Годом ранее состоялась их свадьба сразу после получения официального развода от первой жены Керенского — Ольги Львовны, в девичестве Барановской. Об этом этапе эмиграции поведала врач Екатерина Лодыженская, дочь социал-демократа Ивана Лодыженского, эмигрировавшая из России вместе с семьей в семилетнем возрасте, и впоследствии общавшаяся с бывшим министром-председателем Временного правительства, выполнявшая функции его секретаря. Согласно рассказу Лодыженской, молодожены сняли небольшую квартиру на Парк-авеню и жили в ней до 1942 года.

Потом у них появилась дача на границе штатов Нью-Йорка и Коннектикут. В дубовом доме они воссоздали быт с самоваром и сладостями «а ля рус», но с американскими спортивными играми. Керенского приглашали выступать с лекциями, за которые он получал большие гонорары.

Нелли, профессиональный журналист, во время их жизни во Франции работала парижским корреспондентом ряда австралийских изданий. Она была у Керенского секретарем, водителем, переводила документы и материалы, помогала в издательской деятельности. По признанию Александра Федоровича, это были его самые счастливые годы.

Совместная жизнь с Нелли была также наполнена встречами с бесконечными посетителями, политическими дискуссиями, без которых он не мог существовать. Круг знакомых был необычайно широк. Супруги сблизились с Хэлен и Кеннетом Фаррендом Симпсонами.

Их друзья были страшными ненавистниками коммунизма и сочли за честь предоставить чете Керенских апартаменты в своем просторном доме в эксклюзивное пользование», — резюмировала Лодыженская. В США Керенский сразу же привлек к себе внимание русской общины — от коммунистов до монархистов. Всюду он собирал полные залы, проявлял свой ораторский талант, а в частных беседах прослыл знатоком театра, искусства и литературы.

Он даже писал стихи, поднимая в них тему одиночества, смысла жизни и возмездия. С 1941 года Керенский начал вести дневник. Он часто сравнивал текущую ситуацию с 1914 годом, считал одной из причин войны изоляцию СССР западными державами, рассказывал о своей жизни, встречах, беседах, поездках, работе.

Черемисова, отказавшегося снимать с передовой войска для подавления очередного восстания. Черемисов А. Керенский вспоминал: «Генерал не скрывал, что в его намерения вовсе не входит в чем-нибудь связывать свое будущее с судьбой «обреченного» правительства. Кроме того, он пытался доказать, что в его распоряжении нет никаких войск, которые он бы мог выслать с фронта, и заявил, что не может ручаться за мою личную безопасность в Пскове.

Тут же Черемисов сообщил, что он уже отменил свой приказ, ранее данный в соответствии с моим требованием из Петербурга, о посылке войск, в том числе и 3-го конного корпуса. Краснова, он разделяет ваше мнение? Краснов с минуты на минуту приедет ко мне из Острова». Генерал ушел, сказав, что идет прямо в заседание военно-революционного комитета, там окончательно выяснит настроение местных войск и вернется ко мне доложить.

Отвратительное впечатление осталось у меня от свидания с этим умным, способным, очень честолюбивым, но совершенно забывшем о своем долге человеком. Значительно позже я узнал, что, по выходе от меня, генерал не только пошел в заседание военно-революционного комитета. Он пытался еще по прямому проводу уговорить командующего Западным фронтом ген. Балуева не оказывать помощи правительству».

Краснов Но комиссар Северного фронта В. Войтинский сумел договориться с командованием 3-го Конного корпуса, части которого после неудачного похода генерала Л. Корнилова на Петроград в августе 1917 г. Комиссары В.

Станкевич и В. Войтинский сумели убедить и казаков в необходимости наступления на Петроград. Керенский пожелал возглавить этот поход. Но казаки не испытывали особого желания воевать за дискредитировавшее себя правительство, а офицерство презирало А.

Керенского как революционера и губителя армии, до этого совместно с большевиками и другими партиями растлевавшего русскую армию. Для похода были собраны до 10-ти сотен из состава 1-й Донской и Уссурийской казачьих дивизий, дислоцировавшихся в районе штаба корпуса в городе Остров. К ним позднее присоединилось около 900 юнкеров, несколько артиллерийских батарей и бронепоезд. Попытка Ставки выделить для этой экспедиции дополнительные силы успехом не увенчалась - большая часть вызванных войск отказалась выполнить приказ, а 13-й и 15-й Донские казачьи полки 3-го Конного корпуса не были выпущены из Ревеля местным военно-революционным комитетом ВРК.

Утром 26 октября 8 ноября А. Керенский отдал приказ о движении войск на Петроград, и вечером первые казачьи эшелоны проследовали через Псков на Гатчину. Краснов активных действий не предпринимал, оставаясь в Царском Селе и назначив дневку своим казакам. Это было серьезным и очередным стратегическим просчетом — именно в тот день произошло юнкерское восстание в Петрограде, закончившееся поражением юнкеров.

Обороной столицы ведал большевистский Петроградский ВРК, со всей серьезностью отнесшийся к угрозе Петрограду. Ленин прибыл в штаб Петроградского военного округа и возглавил его работу. Подвойского, а для непосредственного руководства действиями революционных войск был создан штаб в составе Н. Подвойского, В.

Антонова-Овсеенко, К. Еремеева, К. Мехоношина, П. Дыбенко и др.

Общее командование войсками, направленными на подавление выступления Керенского - Краснова, с 30 октября 12 ноября 1917 осуществлял М. Муравьев, который 27 октября 9 ноября 1917 г. Муравьев Н. Подвойский Петроград объявлялся на осадном положении, отряды Красной гвардии, все военные силы и средства, находившиеся в Петрограде, Гельсингфорсе, Выборге, Кронштадте, Ревеле, на Балтийском флоте и Северном фронте приводились в полную боевую готовность, создавались и укреплялись оборонительные рубежи.

С целью поддержки сухопутных войск огнем корабельной артиллерии, Центробалт направил в Неву боевые корабли, формировались отряды морской пехоты. Ленин провел совещания с представителями партийных организаций, фабрично-заводских комитетов крупнейших заводов, районных Советов, профсоюзов и воинских частей. В ночь на 29 октября 11 ноября В. Ленин и Л.

Троцкий лично побывали на Путиловском заводе для проверки подготовки артиллерийских орудий и бронепоезда для борьбы с противником. В тот же день Л. Троцкий прямо с заседания Петросовета лично отбыл на Пулковские высоты, в то время как В.

Придется уходить. Краснов отдал распоряжение поставить на въезде в город заставы с артиллерией, а сам лег отдохнуть. Но не успел он закрыть глаза, как его разбудил командир артиллерийского дивизиона. Он сообщил, что казаки отказываются идти на заставы и говорят, что больше не будут стрелять в своих. Чуть позже с тем же самым сообщением пришел командир 9-го Донского полка. В итоге спать в эту ночь Краснову не пришлось.

Он направился к артиллеристам, чтобы самому поговорить с ними. По дороге Краснов увидел толпящихся во дворе казаков. Среди них ходили люди в черных матросских бушлатах. Краснову сказали, что это парламентеры, которые привезли с собой ультиматум, выдвинутый союзом железнодорожников. Всероссийский исполнительный комитет профессионального союза железнодорожников или как его называли в духе тогдашней моды на сокращения — ВИКЖЕЛЬ внезапно оказался в положении самой влиятельной политической силы страны. Руководство ВИКЖЕЛя, угрожая всеобщей железнодорожной забастовкой, потребовало от противоборствующих сил сложить оружие. Это было очень серьезно, так как железнодорожная забастовка могла парализовать страну. Мнения присутствующих разделились, но решающей оказалась позиция Краснова. Он заявил, что в настоящий момент необходимо перемирие.

Оно позволит выиграть время, а если подойдет обещанная помощь, можно будет возобновить поход на столицу. Поздно вечером того же дня к большевикам были отправлены парламентеры. В Гатчине воцарилась обстановка тревожного ожидания. Шли какие-то совещания, писались прокламации и приказы, но все мысли были только о том, насколько успешной будет миссия переговорщиков. Утром 1 ноября парламентеры вернулись обратно. Вместе с ними прибыли большевистские представители во главе с членом нового петроградского правительства П. Дыбенко предложил, ни много ни мало, обменять Керенского на Ленина — "ухо на ухо". Казаки поверили и пошли с этим к Краснову, но тот резонно отвечал: пускай Дыбенко доставит сюда Ленина, и тогда можно будет говорить. Разговор этот вызвал у Краснова беспокойство, и он пошел к Керенскому.

То, что происходило дальше, в трактовках Краснова и Керенского существенно разнится. Краснов утверждает, что он предупредил Керенского и, задержав казаков, позволил тому скрыться. Керенский же до конца пребывал в убеждении, что Краснов собирался выдать его большевикам. Керенский был в отчаянии и всерьез собирался покончить с собой. Позже один из его адъютантов мичман Кованько рассказал своей знакомой подробности этих минут. Керенский позвал адъютантов и сказал, что он принял решение застрелиться, чтобы не попасть в руки большевиков. Но у него больная рука, и он боится, что не убьет себя, а только покалечит. Поэтому он просит их бросить жребий, кто из них его застрелит. Жребий пал на Кованько.

Тут он и говорит Керенскому: "Что же это мы в самом деле раскисли?! Сам Керенский описал конец этой сцены так: "Мы стали прощаться, и тут вдруг отворилась дверь и на пороге появились два человека — один гражданский, которого я хорошо знал, [424] и матрос, которого я прежде не видел. Снимайте френч — быстрее"". Вид у него получился довольно нелепый — руки торчали из слишком коротких рукавов, рыжевато-коричневые штиблеты с крагами обувь переодевать было уже некогда совсем не подходили к форменной одежде. Бескозырка оказалась Керенскому на несколько размеров мала и прикрывала только макушку.

Кроме того, новая власть нуждалась в защите.

Да, в городе был военный гарнизон. Да, были сформированы рабочие "Красные гвардии". Но этого было мало. Защитники новой советской власти отличались от солдат и офицеров, побывавших на фронте и участвовавших в боях, низкой дисциплиной и низким боевым духом. У некоторых отсутствовал опыт боевых действий. Поэтому, когда казаки Краснова заняли Царское село, видный большевик Николай Подвойский сказал: Положение таково, что либо они нас, либо мы их будем вешать.

Ленин даже хотел, чтобы в устье Невы вошли линкоры, дабы они начали обстреливать из своих орудий по окрестностям , когда "красновцы" будут входить в столицу. Но корабли не могли войти в мелкое устье реки. Восстание юнкеров 29 октября началось антибольшевистское восстание юнкеров. Юнкера заняли Инженерный замок, телефонную станцию, Михайловский манеж. Руководил восставшими бывший командир Петроградским военным округом полковник Георгий Полковников Георгий Полковников Георгий Полковников Целый день продолжались бои между юнкерами Полковникова и большевиками, на стороне которых были вооруженные отряды рабочей гвардии, матросы и несколько воинских частей. Большие надежды юнкера возлагали на Краснова и его отряды.

Но отряды не пришли. А Ленин, тем самым, приказал артиллерией расстреливать здания, где находились юнкера. На следующий день восстание было подавлено. Начались расправы. Большевики хватали всех, кто был в офицерской форме и расстреливали. Полковников из Петрограда убежал.

Краснов был близок к успеху Подавив восстание юнкеров, большевики почувствовали себя увереннее. Петроградским военным гарнизоном был назначен подполковник Михаил Муравьев. Михаил Муравьев Михаил Муравьев Когда-то Муравьев был ярым монархистом, после февраля 1917-го примкнул к эсерам, а в октябре 1917-го оказался в стане большевиков. За несколько дней он сумел собрать возле себя около 10 тысяч солдат, матросов и красногвардейцев. Казалось бы, силы явно на стороне большевиков. У Краснова казаков было всего около 800 человек.

КЕ́РЕНСКОГО – КРАСНО́ВА ВЫСТУПЛЕ́НИЕ 1917

После октябрьских событий Краснов получил от Керенского приказ вести состав корпуса в количестве 700 человек на Петроград. Краснов вернулся на должность командира 1-го корпуса (интересно, что 9 сентября, не снимая Краснова, Керенский назначил командиром корпуса П.Н. Врангеля; в конечном итоге Краснов остался в занимаемой должности). Основная статья: Поход Керенского — Краснова на Петроград. Оборону Петрограда возглавил ВРК, который 26 окт. (8 нояб.) предписал железнодорожникам не допускать продвижения войск на Петроград (в результате те немногие части, которые спешили на помощь Краснову, были задержаны). Поход Краснова — Керенского на Петроград — попытка восстановления власти Временного правительства во время Октябрьской революции, организованная. Для похода на Петроград Краснов собрал лишь около 10 сотен казаков 1-й Донской и Уссурийской дивизий, дислоцировавшихся в районе штаба корпуса в городе Остров, к которым позднее присоединилось около 900 юнкеров, несколько артиллерийских батарей и бронепоезд.

Похожие новости: