Десятки тысяч военнослужащих СС и вермахта после 9 мая 1945 года пытались уйти к союзникам, лишь бы не сдаваться Советской армии. Ихние письма. В обеих руках. До тысяча девятьсот пятого года. Каждый пятый опрошенный поддерживает запрет на продажу алкоголя. Верно: до тысяча девятьсот пятого года.
События истории России и мира за 1909 год
Necessary Always Enabled Necessary cookies are absolutely essential for the website to function properly. This category only includes cookies that ensures basic functionalities and security features of the website. These cookies do not store any personal information. Non-necessary Non-necessary Any cookies that may not be particularly necessary for the website to function and is used specifically to collect user personal data via analytics, ads, other embedded contents are termed as non-necessary cookies.
На аэродроме ЛИИ имени Громова самолет начнут готовить к сертификационным испытаниям, сообщили в Объединенной авиастроительной корпорации. И когда президент говорит им про рост экономики, они просто не верят ему", - рассказал политолог Джозеф Сиракуза в новом выпуске программы "Америка с Валентином Богдановым".
За короткий срок надо было пошить более 10 тысяч комплектов парадного обмундирования. Почти все швейные фабрики Москвы готовили парадное обмундирование для солдат. Многочисленные мастерские и ателье выполняли пошив по индивидуальному заказу для офицеров и генералов. Чтобы участвовать в Параде Победы, надо было пройти жесткий отбор: учитывались не только подвиги и заслуги, но и вид, соответствующий облику воина-победителя, и чтобы ростом он был не менее 170 см.
Недаром в кинохронике все участник парада - просто красавцы, особенно летчики. Отправляясь в Москву, счастливчики еще не знали, что им предстоит по 10 часов в день заниматься строевой ради трех с половиной минут безукоризненного марша по Красной площади. Знамя Победы, водруженное над Рейхстагом, было решено доставить в Москву с особыми воинскими почестями. Утром 20 июня на аэродроме в Берлине стяг торжественно вручили Героям Советского Союза старшему сержанту Сьянову, младшему сержанту Кантарии, сержанту Егорову, капитанам Самсонову и Неустроеву. Знамя Победы, привезенное в Москву 20 июня 1945 года, должны были пронести по Красной площади. И расчет знаменщиков специально тренировался. Дементьев утверждал: водрузившие его над рейхстагом и откомандированные в Москву как знаменосец Неустроев и его ассистенты Егоров, Кантария и Берест прошли на репетиции крайне неудачно - на войне им было не до строевой подготовки. У того же Неустроева к 22 годам пять ранений, ноги повреждены. Назначать других знаменосцев - нелепо, да и поздно.
Жуков решил - Знамя не выносить. Поэтому вопреки распространенному мнению Знамени на Параде Победы не было. Первый раз Знамя выносили на парад в 1965 году. Порядок торжественного марша определялся последовательностью расположения фронтов - от Северного Ледовитого океана до Черного моря: Карельский, Ленинградский, 1-й Прибалтийский, 3-й, 2-й, 1-й Белорусские, 1-й, 4-й, 2-й и 3-й Украинские фронты. Далее располагались сводный полк Военно-морского флота и парадные расчеты войск Московского гарнизона. В составе полка 1-го Белорусского фронта особой колонной прошли представители Войска Польского. В параде также участвовали «коробки» Комиссариата обороны 1 , военных академий 8 , военных и суворовских училищ 4 , гарнизона Москвы 1 , конной бригады 1 , артиллерийские, мотомеханизированные, воздушно-десантные и танковые части и подразделения по особому расчету. А также сводный военный оркестр в составе 1400 человек. Продолжительность парада - 2 часа 09 мин.
В целом в параде участвовали 24 маршала, 249 генералов, 2536 офицеров, 31 116 рядовых, сержантов. По Красной площади прошло более 1850 единиц военной техники. Он был сооружен специально для Парада Победы и затем был убран с Красной площади. В 9 часов 45 минут на трибуну Мавзолея поднялись члены правительства и Политбюро ЦК партии. И вот куранты Спасской башни начали с неповторимым мелодичным звоном отбивать часы. Не успел пролететь над площадью звук десятого удара, как вслед за ним раздалось распевное «Смир-но-о-о! Красная площадь замерла. Отчетливо слышен цокот копыт, а затем четкий рапорт Командующего Парадом. Последние слова Рокоссовского тонут в торжественных звуках сводного оркестра, объединившего 1400 музыкантов.
Жуков в сопровождении Рокоссовского объезжает построившиеся для Парада войска и поздравляет солдат, офицеров и генералов с Победой. После исполнения гимна Советского Союза, артиллерийского салюта и троекратного солдатского «ура» парад открыли сорок юных барабанщиков - воспитанников Московского военно-музыкального училища. За ними под звуки военного оркестра торжественным маршем прошли сводные полки фронтов для каждого полка исполнялся особый марш. Парад длился два часа. Дождь лил как из ведра. Но тысячи людей, переполнивших Красную площадь, будто и не замечали его. Однако прохождение колонн трудящихся из-за непогоды было отменено. К вечеру дождь прекратился, на улицах Москвы вновь воцарился праздник. Высоко в небе в лучах мощных прожекторов реяли алые полотнища, величественно плыл сверкающий орден Победы.
На площадях гремели оркестры, выступали артисты. Народ ликовал. Парад Победы союзных войск в Берлине 7 сентября 1945 года После знаменательного Парада Победы в Москве 24 июня 1945 года советское руководство предложило американцам, англичанам и французам провести парад войск в честь победы над фашистской Германией в самом Берлине. Через некоторое время был получен их положительный ответ. Парад советских войск и войск союзников было решено провести в сентябре 1945 года в районе рейхстага и Бранденбургских ворот, где проходили завершающие бои при взятии Берлина 1-2 мая 1945 года. Парад решили приурочить к окончанию войны на Тихом океане. Но в последний момент атташе союзников известили Кремль о том, что по некоторым соображениям главнокомандующие Англии, Франции и США не смогут участвовать в этом параде, а вместо них в Берлин прибудут высокопоставленные боевые генералы.
Крестьянские волнения провоцировались партией эсеров во главе с В. Эсеры всё чаще прибегали к террористическим актам. Была создана «Боевая организация», на совести которой немало политических убийств. Так, в феврале 1905 года эсером И. Каляевым был убит московский Генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович. Наконец Император пошел навстречу требованиям общественности. В августе 1905 г. Россия получала в перспективе законосовещательный выборный орган. Но ни либеральные, ни революционные партии не были удовлетворены, так как Дума планировалась лишь как законосовещательная. В крупных промышленных центрах, таких, как Петербург и Москва, революционеры создали Советы - самопровозглашенные органы власти. Председателем Петербургского Совета со временем стал Л. Осенью беспорядки не только не пошли на спад, но и напротив, охватили всю Россию, 15 октября началась всероссийская политическая стачка. Под таким давлением Государь 17 октября 1905 подписал новый манифест. Подданным Империи были даны гражданские свободы, за будущей Думой закреплялись законодательные права, расширился круг избирателей. Впоследствии была издана серия законодательных актов, дополнявших и расширявших положения Манифест 17 октября: об амнистии политическим заключенным, об автономии Финляндии и др. Манифест 17 октября вызвал среди революционеров раскол: более радикальные почувствовали, что у них из-под ног выбивается почва; менее радикальные солидаризовались с либералами, которые связывали с реформами надежды на улучшение жизни общества. В городах прошли массовые демонстрации с национальными флагами и портретами Императора. Это говорило о том, что революция идет на спад. Большевики не могли этого допустить и стали готовить вооруженное восстание с целью свержения монархии. Предполагалось, что восстание начнут рабочие Петербурга. Но 3 декабря 1905 г. Тогда по предложению Московского комитета большевиков Московский Совет решил 7 декабря начать всеобщую стачку, которая должна была перерасти в вооруженное восстание. Стачка началась в 12 часов 7 декабря. По всей Москве прошли массовые митинги, формировались вооруженные отряды.
1905 год по падежам
1) в тысяча девятьсот сорок пятом году. Голышмановская библиотечная система, Выставка - Откуда есть. 1985 (тысяча девятьсот восемьдесят пятый) год по григорианскому календарю — невисокосный год, начинающийся во вторник. картина дня, политика, экономика и другие события.
Последние новости сегодня
Появились знамена. Народу становилось все больше и больше, и все двинулись на Красную площадь. Началась стихийная демонстрация. Радостные лица, песни, танцы под гармошку. Тридцать залпов из тысячи орудий в честь Великой Победы». А вот так вспоминал этот великий день Николай Александрович Крючков, штурман военно-транспортной авиации: "... Что творилось в этот день в Москве, рассказать просто невозможно... Ликовали все, от мала до велика. Невозможно было не только проехать, но и пройти. Военных хватают, качают, целуют.
Хорошо, что я, как только приехал, на вокзале взял литр водки, а то вечером её купить было невозможно. Мы отмечали день Победы в кругу своей семьи, хозяев квартиры и соседей. Пили за победу, за тех, кто не дожил до этого дня и за то, чтобы никогда не повторилась эта кровавая бойня. Бурлила вся Москва! Площадь Маяковского Выступление Большого Государственного симфонического оркестра на Манежной площади Демонстрация на Большом Каменном мосту Ликующие москвичи и гости столицы на Манежной площади. Ликующие москвичи на Моховой, на фоне гостиницы Москва Мальчишки в начале Тверской ул. Горького Народ в Историческом проезде вдали видна Тверская Радостная ватага у дома Пашкова Майские История праздника 9 мая, Дня Победы Артишок День Победы 9 мая - праздник, который начали отмечать как день окончания страшной, безмерно жестокой войны, которая длилась 1418 дней и ночей. Первый праздник Победы 9 Мая Путь к победе был длинным испытанием. Она была завоевана мужеством, боевым мастерством и героизмом советских воинов на полях сражений, самоотверженной борьбой партизан и подпольщиков за линией фронта, каждодневным трудовым подвигом работников тыла, объединенными усилиями антигитлеровской коалиции и антифашистского движения.
Теддером от союзников, был подписан акт о безоговорочной и полной капитуляции вермахта. Напомним, что Берлин был взят еще 2 мая, но немецкие войска оказывали ожесточенное сопротивление Красной армии еще более недели, прежде чем фашистским командованием, во избежание напрасного кровопролития было, наконец, принято решение о капитуляции. Вскоре из радиоприемников по всей стране зазвучал торжественный голос Юрия Левитана: «8 мая 1945 года в Берлине представителями германского верховного командования подписан акт о безоговорочной капитуляции германских вооруженных сил. Великая Отечественная война, которую вел советский народ против немецко-фашистских захватчиков, победоносно завершена. Германия полностью разгромлена. Товарищи красноармейцы, краснофлотцы, сержанты, старшины, офицеры армии и флота, генералы, адмиралы и маршалы, поздравляю вас с победоносным завершением Великой Отечественной войны. Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины! По приказу И. Сталина в этот день в Москве был дан грандиозный салют из тысячи орудий.
Указом Президиума Верховного Совета СССР в ознаменование победоносного завершения Великой Отечественной войны советского народа против немецко-фашистских захватчиков и одержанных исторических побед Красной армии. Однако, выходным днем 9 мая оставалось лишь три года. В 1948 году о войне было велено забыть и все силы бросить на восстановление разрушенного войной народного хозяйства. И лишь в 1965 году, уже в эпоху Брежнева, празднику было вновь воздано по заслугам. День Победы за рубежом За рубежом День Победы отмечается не 9, а 8 мая. Это связано с тем, что акт о капитуляции был подписан по центрально европейскому времени 8 мая 45-го года в 22 часа 43 минуты. Когда в Москве с ее двух часовой разницей во времени, уже наступило 9 мая. Солдаты и офицеры шли мимо развалин домов, превращенных гитлеровцами в опорные пункты. Они маршировали в тех же гимнастерках, в которых штурмовали столицу Германии.
Улицы города еще дымились от пожаров, на окраинах города постреливали ещё не сложившие оружие фашисты. Принимал парад военный комендант Берлина генерал Н. Вскоре после объявления 9 мая 1945 года Днём Победы, И. Сталин высказал мысль: «А не восстановить ли старую добрую традицию проведения парада победившей армии? Срок подготовки был установлен 1 месяц, то есть дата Парада Победы назначена на 24 июня. Подготовка к Параду оказалась делом довольно хлопотным. За короткий срок надо было пошить более 10 тысяч комплектов парадного обмундирования. Почти все швейные фабрики Москвы готовили парадное обмундирование для солдат. Многочисленные мастерские и ателье выполняли пошив по индивидуальному заказу для офицеров и генералов.
Чтобы участвовать в Параде Победы, надо было пройти жесткий отбор: учитывались не только подвиги и заслуги, но и вид, соответствующий облику воина-победителя, и чтобы ростом он был не менее 170 см.
These cookies will be stored in your browser only with your consent. You also have the option to opt-out of these cookies. But opting out of some of these cookies may have an effect on your browsing experience. Necessary Always Enabled Necessary cookies are absolutely essential for the website to function properly.
Хотя они не составляли группу, подпадающую под определение Устава, они безусловно, представляли собой безжалостную военную касту. Современный германский милитаризм расцвел на короткое время при содействии своего последнего союзника — национал-социализма так же или еще лучше, чем в истории прошлых поколений. Многие из этих людей сделали насмешкой солдатскую клятву повиновения военным приказам. Когда это в интересах их защиты, они заявляют, что должны были повиноваться. Когда они сталкиваются с ужасными гитлеровскими преступлениями, которые, как это установлено, были общеизвестны для них, они заявляют, что не повиновались. Истина состоит в том, что они активно участвовали в совершении всех этих преступлений или были безмолвными и покорными свидетелями совершавшихся преступлений в более широких и более потрясающих масштабах, чем мир когда-либо имел несчастье знать». Мы не можем не напомнить эти выводы Нюрнбергского трибунала сейчас, когда избегшие справедливого наказания Хойзингер, Шпейдель и многие им подобные, «опозорившие почетную профессию воина», занимают руководящие должности в бундесвере и НАТО. Книга А. Полторака рассказывает о недавнем прошлом. Но этот яркий, образный и правдивый рассказ очевидца не только напоминает о событиях, уже ставших историей. Многие факты, о которых рассказывается в книге, позволяют правильно судить о событиях сегодняшнего дня, понять, какие зловещие силы направляют деятельность нынешних идеологов и практиков политики реванша, в какие пучины страданий готовы ввергнуть человечество поджигатели новой войны. Гитлеризм был порождением германского монополистического капитала. Он пришел к власти, утвердился и смог совершить свои бесчисленные злодеяния в результате поддержки и непосредственной помощи международной империалистической реакции. Как и всякий фашизм, он был открытой террористической диктатурой наиболее реакционных империалистических сил. Германские промышленники и финансовые магнаты — круппы, феглеры, левенфельды, шредеры, шницлеры и иже с ними стояли за спиной эсэсовских бандитов. Эти некоронованные короли капитала не только ставили на службу гитлеровской агрессии весь экономический потенциал Германии. Они непосредственно соучаствовали в самых отвратительных преступлениях гитлеровцев, умерщвляя десятки тысяч людей во время злодейских опытов, доводя миллионы угнанных в рабство до полного физического изнурения и убивая их затем в газовых камерах, отравляющие вещества для которых поставлялись одним из могущественнейших монополистических объединений «ИГ Фарбениндустри». Полторака подробно рассказано о преступной деятельности Яльмара Шахта — эмиссара германского монополистического капитала в гитлеровском правительстве, тесно связанного с крупнейшими международными монополиями. Известно, что Нюрнбергский Международный трибунал большинством голосов — три против одного советского судьи — вынес оправдательный приговор Шахту. Но тысячи и тысячи читателей, в руки которых попадет эта книга, не оправдают его. Они зримо представят себе роль Шахта в развитии нацистского заговора против мира и человечества. Полторак разоблачает легенду об «оппозиционности» Шахта гитлеровскому режиму. В период краха гитлеризма, перед лицом неизбежности возмездия за совершенные злодеяния о своей «оппозиционности» гитлеризму стали заявлять многие из тех, кто породили его. Одни раньше, как Шахт и участники генеральского путча, другие непосредственно перед катастрофой, как Гиммлер и Геринг. Правда же заключается в том, что, пока детище германского монополистического капитала не заметалось в предсмертных агониях, Шахт, как доверенный представитель этих реакционных сил, верно служил и самому Гитлеру и его режиму. В свое время при награждении Шахта так называемым «орденом крови» — золотым значком нацистской партии — было выпущено официальное партийное издание, посвященное его заслугам, и там, отнюдь не без основания, утверждалось: «Он смог помогать ей нацистской партии. Неспроста Гитлер, узнав о том, что Шахт заигрывает с оппозиционерами, тот самый Гитлер, который так безжалостно расправился с оппозиционными генералами, сохранил ему жизнь. Полторака не может, конечно, заменить специальных исследований, посвященных деятельности Международного военного трибунала. Хочется надеяться, что читатель, ознакомившись с ней, обратится затем к стенограммам процесса, изданным в Советском Союзе значительным тиражом. Но в то же время нельзя не подчеркнуть здесь, что в этой книге содержится много того, о чем не говорится, да и не может быть сказано, в стенограммах процесса. Повторяем, автор сумел во всех деталях правдиво воссоздать обстановку, в которой готовился и проходил процесс. Эта книга очень современна. Она призывает к бдительности в отношении поджигателей новой войны, показывает, что несут человечеству апологеты реванша, воссоздающие в сегодняшнем бундесвере разгромленный гитлеровский вермахт. А вместе с тем она напоминает о неизбежности возмездия для любого агрессора. Судебный процесс над главными военными преступниками гитлеровской Германии навсегда останется грозным предупреждением для темных сил милитаризма. Высокие и благородные принципы всей деятельности Нюрнбергского Международного военного трибунала и его справедливого приговора продолжают служить делу борьбы за мир и безопасность человечества. Суд народов Дорога в Нюрнберг Июль 1945 года. Дивизия, в которой я служил председателем трибунала, возвращается из-под Праги в родные места. На этот раз путь был легким — солдаты спешили домой. Меня же ожидало другое. Из Москвы пришло указание немедленно прибыть в Главное управление военных трибуналов. А там объявили, что идет подготовка к созданию Международного военного трибунала для суда над главными преступниками второй мировой войны, процесс состоится в Нюрнберге и я командируюсь туда в составе советской делегации. Поспешный выезд в дивизию. Сдача дел. Прощание с фронтовыми друзьями. И снова — в Москву. Первая встреча с моим новым шефом — генерал-майором юстиции Ионой Тимофеевичем Никитченко. Теперь он — член Международного трибунала. В лаконичной беседе с Никитченко выясняется мое будущее положение в Нюрнберге: мне предстоит ведать советским секретариатом. Оформление длится два месяца. Наконец вместе с военным прокурором Василием Самсоновым, тоже командируемым в Нюрнберг, я сажусь в самолет. Мы летели на процесс, который продлится около года и о котором так много будет написано и хорошего, и плохого, и правдивого, и лживого. Скоро я услышу английского обвинителя Шоукросса, и он будет утверждать, что Нюрнбергский процесс «явится авторитетной и беспристрастной летописью, к которой будущие историки могут обращаться в поисках правды, а будущие политики в поисках предупреждений». Но когда закончится процесс, я прочту книгу его соотечественника публициста Монтгомери Бельджиона, где есть такие слова: «Если бы обыкновенный человек попал с луны в Нюрнберг, то он пришел бы к выводу, что там царит сплошная бессмыслица». В чем заключается эта «бессмыслица», разъяснит затем лорд Хенки. Он назовет Нюрнбергский процесс «опасным прецедентом для будущего» и поспешит заверить, «чем скорее мы покончим с этими процессами, тем будет лучше…» Я услышу в зале суда исполненное глубокого смысла заявление главного французского обвинителя Шампетье де Риба: — После предъявления документов, после того, как были заслушаны свидетели, после демонстраций кинофильмов, при просмотре которых даже сами подсудимые содрогнулись от ужаса, никто в мире не сможет утверждать, что лагеря уничтожения, расстрелянные военнопленные, умерщвленные мирные жители, горы трупов, толпы людей, изуродованных душой и телом, газовые камеры и кремационные печи, — что все эти преступления существовали лишь в воображении антинемецки настроенных пропагандистов, этого не сможет утверждать никто. А пройдет несколько лет, и другие французы с пеной у рта станут опровергать Шампетье де Риба. Я прочту книгу Мориса Бардеша, выливающего не один ушат грязи на Нюрнбергский процесс, пытающегося доказать, что «нельзя слепо, на веру принимать приговор, подписанный победителями…». Я узнаю из газет о поездке по городам и весям Западной Германии французского профессора Поля Рассиньи. Он будет читать лекции, посвященные шестнадцатой годовщине Нюрнбергского процесса, и убеждать немцев в том, что приговор Международного трибунала был вынесен на основе «фальшивых свидетельских показаний и коммунистической травли». Мне придется еще прочитать, что пишут теперь западногерманские реваншисты. У них свое мнение о газовых камерах, о кремационных печах, и, призывая германскую молодежь под черные знамена бундесвера, они представят Шампетье де Риба подлейшим фальсификатором истории и жуликом. В первые же дни процесса главный американский обвинитель Роберт Джексон, требуя справедливого возмездия гитлеровской клике, скажет: — Преступления, которые мы стремимся осудить и наказать, столь преднамеренны, злостны и имеют столь разрушительные последствия, что цивилизация не может потерпеть, чтобы их игнорировали, так как она погибнет, если они повторятся. Но тотчас же после процесса рядовой американец, не успевший еще забыть этих слов Джексона, окажется поставленным в тупик цинично откровенным заявлением сенатора Тафта о том, что «Соединенные Штаты еще долго будут сожалеть о приведении в исполнение Нюрнбергского приговора». В ночь на 16 октября 1946 года мне доведется быть в здании, где свершится последний акт процесса — гитлеровскую клику поведут на эшафот. Но затем именно этот день объявят в ФРГ «черным днем германской истории», и журнал «Национ Эйропа» прольет слезу по осужденным, напишет, что они «не нарушили ни одного из существующих где-либо законов». Потом я прочитаю изданные в Америке и немедленно переведенные в Западной Германии мемуары Адольфа Розенберга. В них будет воспроизведено «политическое завещание» этого духовного отца гитлеризма: «Как и другие великие идеи, знавшие победы и поражения, национал-социализм в один прекрасный день будет возрожден в новом поколении, которое создаст в новой форме империю для немцев… национал-социализм начнет произрастать из здоровых корней и превратится в крепкое дерево, которое даст свои плоды». И мне придется убедиться в том, что такие тлетворные плоды действительно произрастут в ФРГ и в скором времени составят новую угрозу миру. Германские милитаристы захотят поскорее расправиться с Нюрнбергским процессом. Ведь это о них — Хойзингере, Каммхубере, Шпейделе, Ферче и многих других, им подобных, — в Нюрнбергском приговоре записано: «Они были ответственны в большой степени за несчастья и страдания, которые обрушились на миллионы мужчин, женщин и детей. Они опозорили почетную профессию воина… Истина состоит в том, что они активно участвовали в совершении всех этих преступлений… в более широких и более потрясающих масштабах, чем мир когда-либо имел несчастье знать». Такой приговор не мог, конечно, не вызвать раздражения у уцелевших гитлеровских генералов. И не удивительно, что они открывают теперь по нему массированный огонь из всех пропагандистских калибров. Нюрнбергский процесс оказался таким явлением в истории международных отношений, которое на многие десятилетия вперед дало пищу уму и государственных деятелей, и историков, и юристов, и дипломатов. Среди руин Итак, из трибунала дивизионного я прибыл в трибунал международный. Было это 1 декабря 1945 года. Весь Нюрнберг, и в особенности его «Гранд-отель», где мы с Василием Самсоновым нашли первый приют, являли собой вавилонское столпотворение. Туда съехались люди всех стран мира, и, конечно, больше всего оказалось корреспондентов. На следующее утро, пасмурное, по-настоящему осеннее, прежде чем идти во Дворец юстиции, мы решили побродить по городу. Впечатление гнетущее. Нюрнберг лежал в развалинах. Но и в этом его состоянии нетрудно было заметить черты типичного средневекового города. Сохранилась в целости крепостная каменная стена с массивными башнями. Уцелели некоторые дома с островерхими крышами. Очень запутана сеть кривых, узких, без плана построенных улиц. Все это и многое другое свидетельствовало, что Нюрнберг имел до войны весьма своеобразный и неповторимый вид. Это был город-музей. Мы идем вдоль реки Пегниц, которая делит его на две почти равные части. Над рекой повисли мосты, сделанные четыреста — пятьсот лет назад. Прямо перед нами среди груды камней и щебня высятся две стройные башни, легкие и ажурные. Это все, что осталось от знаменитой церкви Святого Лоренца. А вот небольшая площадь на перекрестке двух улиц, и на ней фонтан «Колодезь добродетели». Красивая ограда. Прекрасная скульптура. Когда-то этот фонтан бил множеством струй, но теперь он будто умер, как и окружающие его руины. Руинам, казалось, не будет конца. И мы задумались над тем, почему именно этот город фашизм сделал своим идеологическим центром. Что он нашел здесь родственного своей звериной идеологии? Почему только в Нюрнберге, начиная с двадцатых годов и вплоть до момента крушения, гитлеровская партия проводила свои съезды, напоминавшие скорее шабаш ведьм, чем собрание политических деятелей? Свыше девятисот лет существует Нюрнберг. В XIV—XVI веках здесь била ключом творческая мысль немецкого народа, воплощаясь в замечательные произведения искусства, науки, техники. Тут жили и творили художник Дюрер, скульптор Крафт, поэт и композитор Ганс Сакс. Нюрнберг издавна снабжал всю Европу компасами и измерительными приборами. Наконец, часы, обыкновенные карманные часы, были впервые сделаны здесь Питером Хенлейном. Это не помешало гитлеровцам четыре столетия спустя попытаться в том же самом городе остановить вечный бег времени и повернуть вспять колесо прогресса. Но история Нюрнберга это не только и даже не столько история развития науки и культуры. В нем жили и действовали не одни лишь мастера, творцы и умельцы. В нем обитали и действовали еще и другие лица — хищные, властолюбивые, жестокие. В течение столетий Нюрнберг служил символом захватнической политики «Священной Римской империи». С 1356 года, согласно «Золотой булле» Карла IV, каждый новый император свой первый имперский сейм должен был собирать непременно в Нюрнберге. Именно этот город очень любил и жаловал Фридрих I Барбаросса, всю жизнь бредивший мировым господством и бесславно погибший на подступах к Палестине во время третьего Крестового похода. Гитлеровцы признавали три германские империи. Первой они считали «Священную Римскую империю». Второй ту, которую создал в 1871 году Бисмарк. Основателями третьей тысячелетней империи нацисты считали себя. И именно поэтому Нюрнберг стал партийной столицей нацистов… Раздумывая и рассуждая о всех этих причудах истории, мы незаметно подошли к окраине города. И тут вдруг вспомнилась французская пословица: «когда говорят о волке, видят его хвост». Перед нами открылся вид на так называемое Партейленде — традиционное место фашистских съездов и парадов. Огромный асфальтированный стадион с трибунами из серого камня. Грубо и тяжело попирая землю, господствуя над всем, высилась махина центральной трибуны, со множеством ступеней и скамей, с черными чашами на крыльях, где в дни фашистских сборищ горел огонь. Словно рассекая эту махину пополам, снизу вверх проходит широкая темно-синяя стрела, указывающая своим острием, где следует искать Гитлера. Отсюда он взирал на марширующие войска и штурмовые отряды. Отсюда под рев осатанелой толпы призывал их к разрушениям чужих очагов, к захватам чужих земель, к кровопролитиям. В такие дни город содрогался от топота тысяч кованых сапог. А вечерами вспыхивал, как гигантский костер. Дым от факелов застилал небо. Колонны факельщиков с дикими возгласами и визгом проходили по улицам. Теперь огромный стадион был пуст. Лишь на центральной трибуне стояло несколько дам в темных очках, очевидно американских туристок. Они по очереди влезали на место Гитлера и, щелкая фотоаппаратами, снимали друг друга… На одной из улиц Нюрнберга — широкой и прямой Фюртштрассе — остался почти невредимым целый квартал зданий, и среди них за безвкусной каменной оградой с овальными выемками, с большими двойными чугунными воротами — массивное четырехэтажное здание с пышным названием Дворец юстиции. Первый его этаж без окон представляет собой крытую галерею с овальными сводами, опирающуюся на короткие, круглые, тяжелые, как бы вросшие в землю колонны. Выше — два этажа, оформленных гладким фасадом. А на четвертом этаже — в нишах статуи каких-то деятелей германской империи. Над входом — четыре больших лепных щита с различными эмблемами. Редкая полоска деревьев с внутренней стороны ограды отделяет здание от улицы. Если присмотреться внимательно, то и здесь видны следы войны. На многих колоннах выщерблен камень не то очередью крупнокалиберного пулемета, не то осколками снарядов. Пусты некоторые ниши в четвертом этаже, очевидно освобожденные от статуй внезапным ударом взрывной волны. Рядом с Дворцом юстиции — соединенное с ним переходом другое административное здание. А со двора перпендикулярно внутреннему фасаду вплотную к Дворцу примыкает длинный четырехэтажный тюремный корпус. Тюрьма как тюрьма. Как все тюрьмы мира. Гладкие оштукатуренные стены и маленькие зарешеченные окна, налепленные рядами почти вплотную одно к другому. Капризная военная судьба пощадила этот мрачный квартал будто специально для того, чтобы здесь могло свершиться самое справедливое в истории человечества правосудие. С ноября 1945 года во Дворце юстиции помещался Международный военный трибунал, разбиравший дело по обвинению главных немецких военных преступников. Здесь же, в тюрьме, они содержались под стражей в ожидании приговора. Это шуцманы, новые немецкие полицейские, одетые в темно-синюю форму. Увидев советских офицеров, они вытягиваются — руки по швам, носки врозь. Затем нас встречают «МР» — американские военные полицейские. Предъявляем пропуска. Перед самым входом в здание — советские часовые. Здесь нас несколько задержала смена караула. Печатая шаг, прошли наши гвардейцы. Рослые, здоровые ребята с орденами и медалями на мундирах, с желтыми и красными нашивками, свидетельствующими о ранениях в боях. Мы поднимаемся на второй этаж и оказываемся в помещении, отведенном для советской делегации. Но нам, конечно, не терпелось скорее очутиться в зале суда, увидеть тех, кто столько лет терроризировал Европу и мир, тех, по чьей вине миллионы ни в чем не повинных людей сложили свою голову. Как часто во время войны приходилось слышать их имена, всегда сопровождаемые весьма нелестными эпитетами. Теперь к этим многочисленным и очень выразительным эпитетам прибавился последний, предусмотренный уголовными законами всех стран мира, — подсудимые. В судебном зале Наконец мы в зале, где заседает Международный военный трибунал. Первое, что бросается в глаза, — отсутствие дневного света: окна наглухо зашторены. А мне почему-то хотелось, чтобы этот зал заливали веселые, солнечные лучи и через широкие окна, нарушая суровую размеренность судебной процедуры, сюда врывались бы многообразные звуки улицы. Пусть преступники чувствуют, что жизнь вопреки их стараниям не прекратилась, что она прекрасна. Зал отделан темно-зеленым мрамором. На стенах барельефы — символы правосудия. Здесь неторопливо, тщательно, с почти патолого-анатомической точностью вскрывается и изучается политика целого государства и его правительства. Судьи и все присутствующие внимательно слушают прокуроров, свидетелей, подсудимых и их защитников. Каждые 25 минут меняются стенографистки к концу дня должна быть готова полная стенограмма судебного заседания на четырех языках. Кропотливо трудятся фотографы и кинооператоры многих стран мира. Чтобы не нарушать в зале тишину и торжественность заседаний, съемки производятся через специально проделанные в стенах застекленные отверстия. На возвышении — длинный стол для судей. За ним слева направо разместились генерал-майор юстиции И. Никитченко, подполковник юстиции А. Ниже судейского стола, параллельно ему, расположился секретариат. Еще ниже — стенографистки. Справа — большие столы сотрудников прокуратуры четырех держав, руководимых главными обвинителями: от СССР — государственным советником юстиции второго класса Р. Позади обвинителей — места для представителей прессы. Слева от входа — скамья подсудимых. Перед каждым судебным заседанием их доставляют сюда по одному. Под усиленным конвоем они следуют через новый подземный ход, соединяющий тюрьму с Дворцом юстиции, и поднимаются в пустой еще зал. Бесшумно открывается узкая дубовая дверь, и подсудимые, как злые духи, будто возникают прямо из стены. Некоторые здороваются друг с другом. Другие озлобленно, по-волчьи шмыгают на свои места, ни на кого не глядя. Скамью подсудимых окружают солдаты американской военной полиции. Впереди нее на специально отведенных местах — одетые в мантии адвокаты. На втором этаже зала — балкон для гостей… В этой обстановке мне предстояло работать без малого год. Судебный процесс начался 20 ноября 1945 года и закончился 1 октября 1946 года. Трибунал провел 218 судебных заседаний. Протоколы его насчитывают 16 тысяч страниц. Обвинители предъявили 2630 документов, защитники — 2700. Свидетелей было заслушано 240 и, кроме того, изучено 300 тысяч письменных показаний, данных под присягой. Этот беспримерный судебный процесс поглотил 5 миллионов листов бумаги, весившей 200 тонн. В ходе его было израсходовано 27 тысяч метров звуковой кинопленки и 7 тысяч фотопластинок. Стенограмма каждого судебного заседания для обеспечения максимальной точности дублировалась звукозаписью и затем сверялась с ней. В первый же день процесса в своем кратком вступительном слове о правовых основах деятельности Международного военного трибунала председательствующий заявил: — Процесс, который должен теперь начаться, является единственным в своем роде в истории мировой юриспруденции, и он имеет величайшее общественное значение для миллионов людей на всем земном шаре. По этой причине на всяком, кто принимает в нем какое-либо участие, лежит огромная ответственность, и он должен честно и добросовестно выполнять свои обязанности без какого-либо попустительства, сообразно со священными принципами закона и справедливости. Мы еще увидим, насколько вняли этому призыву некоторые участники процесса, как отнеслась к нему защита, как вели себя многочисленные и очень не одинаковые по своему положению и политическим взглядам свидетели. А пока мне хотелось бы задержать внимание читателя на скамье подсудимых. Нацистские главари стараются держаться непринужденно. Они переговариваются между собой, пишут записки адвокатам, делают довольно пространные записи для себя. Особенно усердствует Риббентроп. Он буквально завалил защитника своими «инструкциями» и, пожалуй, с самого начала процесса прямо в зале суда стал сочинять «мемуары», которые очень скоро после его казни были изданы на Западе. Казалось бы, зачем? Ни один еще из буржуазных государственных деятелей не получал возможности столь обстоятельно поведать миру о своей жизни и своих делах, как это довелось в Нюрнберге бывшим членам правительства гитлеровской Германии. Стенографический отчет процесса явился уникальным собранием правдивых биографий нацистских политиков. Но это противоречило их желаниям и намерениям. Нет, не такие «мемуары» хотелось им оставить для истории. И каждый старался по-своему. Одни сами взялись за перо. Другие попытались использовать в этих целях перо многочисленных агентов буржуазной прессы. Уже в первые дни процесса я заметил, что с подсудимыми часто беседует молодой американский офицер с повязкой «ISO» [Internal security office Служба внутренней безопасности ]. То был судебный психиатр доктор Джильберт. В Нюрнберге этому человеку завидовали журналисты всего мира. Как все они, Джильберт мог слушать и наблюдать происходящее в зале суда. Как никто из них, он имел возможность без всяких ограничений в любое время общаться с подсудимыми и в зале суда, и в камерах тюрьмы, и публично, и наедине. Доктор Джильберт хорошо владел немецким языком, который, как рассказывали, был для него родным. Это еще больше расширяло возможности. Он знал многое, чего не знали другие. Журналисты буквально охотились за ним, надеясь выудить что-нибудь сенсационное для прессы. Но Джильберт умел держать язык за зубами. Перед самым концом процесса он сообщил мне, что заканчивает обработку своих дневников и несколько западных издательств очень торопят его с этим. Ему очень хотелось, чтобы и советские издательства приобрели эту рукопись. Джильберт передал мне первую ее половину для ознакомления. А полностью его книгу «The Nuremberg diary» [«Нюрнбергский дневник»] я прочел позже. Она была издана в США и во многих европейских странах. По-своему это очень любопытный документ, особенно для участников процесса. Джильберт дополняет общую картину увиденного в Нюрнберге рядом ярких деталей, о которых подсудимые поведали ему в частных беседах. Это как бы ежедневный комментарий самих подсудимых ко всем сколько-нибудь значительным событиям процесса, в какой-то степени объясняющий их собственное поведение в суде. Джильберт оказался тонким наблюдателем. Галерею для гостей всегда переполняли офицеры союзных армий, преимущественно американской. Как-то во время обеда у судей меня познакомили с одним толстяком, очень живым и экспансивным. То был Фиорелло Лагардиа, губернатор Нью-Йорка. Не раз в зале суда появлялись весьма расфранченные дамы, каким-то образом получившие пропуска на длительный срок. Некоторые из них — жены подсудимых, другие — супруги крупных государственных деятелей западных стран. Однажды в перерыве между заседаниями я очутился рядом с двумя такими дамами. В тот день обвинитель предъявлял доказательства, касавшиеся немецко-фашистской агрессии против Австрии, но не успел закончить своих объяснений. Дамы были огорчены этим обстоятельством.
Дело в спорном трансформаторе — подробнее смотрите в этом выпуске. Важные и оперативные новости в telegram-канале "ZAB. RU" Заметили ошибку? Сообщите, пожалуйста, редакции.
Укажите пример с ошибкой
около одного миллиона трехсот шестидесяти тысяч человек. Аргументы и факты в Санкт-Петербурге: главные события города, последние новости, картина сегодняшнего дня, историческая хроника. Военная спецоперация на Украине 24 апреля 2024: прямая онлайн-трансляция Сайт в онлайн-режиме публикует последние новости о военной спецоперации России на Украине на 24 апреля 2024 года. Революция тысяча девятьсот пятого-тысяча девятьсот седьмого годов в России и профсоюзы: (к 70-летию первой русской буржуазно-демократической революции): сборник статей. картина дня, политика, экономика и другие события. Учинено в Портсмуте (Ньюгэмпшир) двадцать третьего Августа (пятого Сентября) тысяча девятьсот пятого года, что соответствует пятому дню девятого месяца тридцать восьмого года Мейджи.
Внимание! От советского Информбюро! В этот день, пятого апреля тысяча девятьсот семьдесят седьмого
Ответственность за содержание любых рекламных материалов, размещенных на портале, несет рекламодатель. Новости, аналитика, прогнозы и другие материалы, представленные на данном сайте, не являются офертой или рекомендацией к покупке или продаже каких-либо активов. Зарегистрировано Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций.
Негорелая улица. Мещанская управа. Пятнадцатого мая здесь проводится первое заседание Совета рабочих депутатов.
Полтора месяца Совет вел переговоры с фабрикантами. В результате депутаты сумели добиться от хозяев определенных уступок. Стачка рабочих организованно прекратилась через семьдесят два дня. Ну а первый общегородской совет рабочих депутатов стал прообразом новой уже послереволюционной власти.
Затем нас встречают «МР» — американские военные полицейские. Предъявляем пропуска.
Перед самым входом в здание — советские часовые. Здесь нас несколько задержала смена караула. Печатая шаг, прошли наши гвардейцы. Рослые, здоровые ребята с орденами и медалями на мундирах, с желтыми и красными нашивками, свидетельствующими о ранениях в боях. Мы поднимаемся на второй этаж и оказываемся в помещении, отведенном для советской делегации. Но нам, конечно, не терпелось скорее очутиться в зале суда, увидеть тех, кто столько лет терроризировал Европу и мир, тех, по чьей вине миллионы ни в чем не повинных людей сложили свою голову.
Как часто во время войны приходилось слышать их имена, всегда сопровождаемые весьма нелестными эпитетами. Теперь к этим многочисленным и очень выразительным эпитетам прибавился последний, предусмотренный уголовными законами всех стран мира, — подсудимые. В судебном зале Наконец мы в зале, где заседает Международный военный трибунал. Первое, что бросается в глаза, — отсутствие дневного света: окна наглухо зашторены. А мне почему-то хотелось, чтобы этот зал заливали веселые, солнечные лучи и через широкие окна, нарушая суровую размеренность судебной процедуры, сюда врывались бы многообразные звуки улицы. Пусть преступники чувствуют, что жизнь вопреки их стараниям не прекратилась, что она прекрасна.
Зал отделан темно-зеленым мрамором. На стенах барельефы — символы правосудия. Здесь неторопливо, тщательно, с почти патолого-анатомической точностью вскрывается и изучается политика целого государства и его правительства. Судьи и все присутствующие внимательно слушают прокуроров, свидетелей, подсудимых и их защитников. Каждые 25 минут меняются стенографистки к концу дня должна быть готова полная стенограмма судебного заседания на четырех языках. Кропотливо трудятся фотографы и кинооператоры многих стран мира.
Чтобы не нарушать в зале тишину и торжественность заседаний, съемки производятся через специально проделанные в стенах застекленные отверстия. На возвышении — длинный стол для судей. За ним слева направо разместились генерал-майор юстиции И. Никитченко, подполковник юстиции А. Ниже судейского стола, параллельно ему, расположился секретариат. Еще ниже — стенографистки.
Справа — большие столы сотрудников прокуратуры четырех держав, руководимых главными обвинителями: от СССР — государственным советником юстиции второго класса Р. Позади обвинителей — места для представителей прессы. Слева от входа — скамья подсудимых. Перед каждым судебным заседанием их доставляют сюда по одному. Под усиленным конвоем они следуют через новый подземный ход, соединяющий тюрьму с Дворцом юстиции, и поднимаются в пустой еще зал. Бесшумно открывается узкая дубовая дверь, и подсудимые, как злые духи, будто возникают прямо из стены.
Некоторые здороваются друг с другом. Другие озлобленно, по-волчьи шмыгают на свои места, ни на кого не глядя. Скамью подсудимых окружают солдаты американской военной полиции. Впереди нее на специально отведенных местах — одетые в мантии адвокаты. На втором этаже зала — балкон для гостей… В этой обстановке мне предстояло работать без малого год. Судебный процесс начался 20 ноября 1945 года и закончился 1 октября 1946 года.
Трибунал провел 218 судебных заседаний. Протоколы его насчитывают 16 тысяч страниц. Обвинители предъявили 2630 документов, защитники — 2700. Свидетелей было заслушано 240 и, кроме того, изучено 300 тысяч письменных показаний, данных под присягой. Этот беспримерный судебный процесс поглотил 5 миллионов листов бумаги, весившей 200 тонн. В ходе его было израсходовано 27 тысяч метров звуковой кинопленки и 7 тысяч фотопластинок.
Стенограмма каждого судебного заседания для обеспечения максимальной точности дублировалась звукозаписью и затем сверялась с ней. В первый же день процесса в своем кратком вступительном слове о правовых основах деятельности Международного военного трибунала председательствующий заявил: — Процесс, который должен теперь начаться, является единственным в своем роде в истории мировой юриспруденции, и он имеет величайшее общественное значение для миллионов людей на всем земном шаре. По этой причине на всяком, кто принимает в нем какое-либо участие, лежит огромная ответственность, и он должен честно и добросовестно выполнять свои обязанности без какого-либо попустительства, сообразно со священными принципами закона и справедливости. Мы еще увидим, насколько вняли этому призыву некоторые участники процесса, как отнеслась к нему защита, как вели себя многочисленные и очень не одинаковые по своему положению и политическим взглядам свидетели. А пока мне хотелось бы задержать внимание читателя на скамье подсудимых. Нацистские главари стараются держаться непринужденно.
Они переговариваются между собой, пишут записки адвокатам, делают довольно пространные записи для себя. Особенно усердствует Риббентроп. Он буквально завалил защитника своими «инструкциями» и, пожалуй, с самого начала процесса прямо в зале суда стал сочинять «мемуары», которые очень скоро после его казни были изданы на Западе. Казалось бы, зачем? Ни один еще из буржуазных государственных деятелей не получал возможности столь обстоятельно поведать миру о своей жизни и своих делах, как это довелось в Нюрнберге бывшим членам правительства гитлеровской Германии. Стенографический отчет процесса явился уникальным собранием правдивых биографий нацистских политиков.
Но это противоречило их желаниям и намерениям. Нет, не такие «мемуары» хотелось им оставить для истории. И каждый старался по-своему. Одни сами взялись за перо. Другие попытались использовать в этих целях перо многочисленных агентов буржуазной прессы. Уже в первые дни процесса я заметил, что с подсудимыми часто беседует молодой американский офицер с повязкой «ISO» [Internal security office Служба внутренней безопасности ].
То был судебный психиатр доктор Джильберт. В Нюрнберге этому человеку завидовали журналисты всего мира. Как все они, Джильберт мог слушать и наблюдать происходящее в зале суда. Как никто из них, он имел возможность без всяких ограничений в любое время общаться с подсудимыми и в зале суда, и в камерах тюрьмы, и публично, и наедине. Доктор Джильберт хорошо владел немецким языком, который, как рассказывали, был для него родным. Это еще больше расширяло возможности.
Он знал многое, чего не знали другие. Журналисты буквально охотились за ним, надеясь выудить что-нибудь сенсационное для прессы. Но Джильберт умел держать язык за зубами. Перед самым концом процесса он сообщил мне, что заканчивает обработку своих дневников и несколько западных издательств очень торопят его с этим. Ему очень хотелось, чтобы и советские издательства приобрели эту рукопись. Джильберт передал мне первую ее половину для ознакомления.
А полностью его книгу «The Nuremberg diary» [«Нюрнбергский дневник»] я прочел позже. Она была издана в США и во многих европейских странах. По-своему это очень любопытный документ, особенно для участников процесса. Джильберт дополняет общую картину увиденного в Нюрнберге рядом ярких деталей, о которых подсудимые поведали ему в частных беседах. Это как бы ежедневный комментарий самих подсудимых ко всем сколько-нибудь значительным событиям процесса, в какой-то степени объясняющий их собственное поведение в суде. Джильберт оказался тонким наблюдателем.
Галерею для гостей всегда переполняли офицеры союзных армий, преимущественно американской. Как-то во время обеда у судей меня познакомили с одним толстяком, очень живым и экспансивным. То был Фиорелло Лагардиа, губернатор Нью-Йорка. Не раз в зале суда появлялись весьма расфранченные дамы, каким-то образом получившие пропуска на длительный срок. Некоторые из них — жены подсудимых, другие — супруги крупных государственных деятелей западных стран. Однажды в перерыве между заседаниями я очутился рядом с двумя такими дамами.
В тот день обвинитель предъявлял доказательства, касавшиеся немецко-фашистской агрессии против Австрии, но не успел закончить своих объяснений. Дамы были огорчены этим обстоятельством. Одна из них спросила другую, придет ли она на следующий день. Ответ был умилительным: — Конечно приду, моя милая, ведь я так хочу узнать, чем же закончилась эта агрессия против Австрии. Даме было под пятьдесят, но она, увы, как-то не успела вовремя узнать, каким это образом Австрия вдруг перестала существовать… Говорили, что в Нюрнберг приезжала жена Рудольфа Гесса. Проживая во время процесса в американской зоне, она только и делала, что рассказывала всем о «великих достоинствах» своего мужа и своем намерении издать собственный дневник.
Под стать фрау Гесс была и жена Гиммлера. Эта тоже не пропускала ни одной возможности поговорить с иностранными корреспондентами и поведать им, что она «считает своего мужа великим немецким вождем». В той же шеренге шествовала жена Квислинга, которая громогласно объявила, что ее муж «мученик, умерший за нордическую свободу». Но оставим в стороне дам. Не они, в конечном счете, определяли лицо публики на галерее для гостей и в кулуарах Дворца юстиции. И там и здесь куда больше было «деловых» людей.
Вот ведут беседу два человека. Один, на вид лет пятидесяти, весьма респектабельный джентльмен небольшого роста — представитель какого-то издательства. Второй, в черной мантии — адвокат Альфреда Розенберга, высокий и массивный Тома. Доктор Серватиус — адвокат Заукеля, наблюдая за собеседниками со стороны, понимающе качает головой. Несколько позже он жаловался, что вся защита подсудимых, и без того перегруженная по горло, почти ежедневно должна была вести переговоры с заполонившими Нюрнберг американскими и английскими издателями, решившими, что можно неплохо заработать на публикации мемуаров подсудимых. И результаты этих переговоров проявились незамедлительно: сразу же по окончании процесса в Америке были опубликованы мемуары Розенберга и Риббентропа, написанные в Нюрнбергской тюрьме.
Американцы не зря утверждают, что время — деньги. В ходе Нюрнбергского процесса мы не раз имели возможность убедиться, что некоторые из них пускались здесь во все тяжкие, лишь бы к концу каждого дня подсчитывать доходы от мелких спекуляций. Впрочем, не всегда мелких. Однажды, когда мы с помощником главного обвинителя от СССР Львом Романовичем Шейниным направлялись в буфет, нас остановил американский полковник. Помнится, он работал в отделе хозяйственного обслуживания американской делегации. Полковник обратился ко мне с просьбой познакомить его с Шейниным, а затем стал расспрашивать Льва Романовича, действительно ли тот на несколько дней вылетает в Москву.
Шейнин подтвердил. Это будет хороший бизнес. Привезите из Москвы партию сибирских мехов. Поверьте, я их неплохо реализую. Я перевел Шейнину эту тираду, и от меня не ускользнуло, как он побагровел от ярости и изумления. Таким мне давно не приходилось видеть Льва Романовича.
Может быть, вы не знаете, что я юрист, а не меховщик. Я не понимаю, почему вы обиделись. Он так горячо произнес эти слова и с таким искренним удивлением посмотрел на Шейнина, что тот в конце концов расхохотался. Пробормотав слова извинения, американец отошел в сторону, но на следующий день, встретив меня, снова вернулся к старой теме. Только на этот раз пытался представить свой вчерашний разговор с Л. Шейниным как шутку.
Другие американцы, помельче рангом, усиленно спекулировали часами. Очень часто они совершали вояж из Нюрнберга в Женеву и, возвращаясь обратно, обвешивались часами, как завзятые контрабандисты. От некоторых из них не было отбоя. Они ловили людей в коридорах, отводили в сторону и предлагали свой товар на выбор. Мне рассказывали о весьма любопытном инциденте с советским писателем Борисом Полевым. Один энергичный продавец часов, молодой американский парень, как-то остановил его в коридоре и стал навязывать часы.
Полевой показал американцу свои собственные и ответил, что других часов ему не нужно. Тогда американец опустил часы в стакан с водой, продержал их там несколько секунд и поднес к уху Полевого. Они тикали нормально. Но Полевой и после этого отказался приобрести их. Раздосадованный такой несговорчивостью, американец зажал часы в кулак и со всего размаха швырнул в мраморную колонну. Затем опять проделал привычную манипуляцию с опусканием их в стакан с водой и снова поднес к уху Полевого.
Перед такой рекламой устоять уже было нельзя — Борис Полевой купил у этого парня часы, в которых совсем не нуждался. Своеобразный колорит вносят своим появлением в коридорах Дворца юстиции пленные эсэсовцы. Использовали их для всякого рода подсобных работ: перетаскивания мебели, уборки помещения. Этих эсэсовцев каждое утро привозили сюда в крытой машине. Потом они как-то сразу исчезли. Это совпало с появлением в длинных коридорах Дворца юстиции дзотов, в которых постоянно дежурили американские солдаты, вооруженные пулеметами и автоматами.
Были также установлены зенитные посты на крыше, и вся американская охрана приведена в боевую готовность. При случае спрашиваю начальника охраны полковника Эндрюса, кто угрожает Международному трибуналу. Оказывается, пленные эсэсовцы. Они будто бы разбежались из лагеря, захватили оружие и идут на Нюрнберг. Относительно целей этого похода циркулировали различные слухи. Одни утверждали, что эсэсовцы решили силой освободить гитлеровских главарей.
Другие доказывали, что они собираются линчевать их за проигрыш войны. Вскоре, однако, выяснилось, что все эти слухи сильно преувеличены. Дзоты были убраны. Но корреспонденты буржуазных газет ликовали: им представилась счастливая возможность сообщить в свои газеты, журналы и агентства еще одну сенсацию из Нюрнберга. Не забуду и еще одного эпизода. Однажды утром я вошел в зал суда вместе с Л.
До начала заседания осталось минут двадцать. Мы стояли недалеко от скамьи подсудимых и разговаривали. Ввели фон Папена, и я заметил, как он вдруг остановился, встретившись взглядом с моим собеседником. Лев Романович тоже всматривался в Папена с каким-то особым выражением. Когда этот зрительный поединок кончился и Папен сел на свое место, а мы с Львом Романовичем вышли в коридор, мне, естественно, захотелось узнать, чем обусловлен их взаимный повышенный интерес друг к другу. И он рассказал мне, как в 1942 году был командирован советским правительством в Турцию в связи с делом о покушении на Папена.
По этому делу без всяких оснований привлекались к суду советские граждане Павлов и Корнилов. Льву Романовичу предстояло возглавить их защиту. Но перед тем турецкое МИД устроило хитрую шутку: Л. Шейнина пригласили вместе с нашим тогдашним послом в Анкаре С. Виноградовым на спортивный праздник и усадили их рядом с Папеном. Там-то и состоялось первое «знакомство» нацистского дипломата и разведчика с видным советским следователем и литератором.
А теперь вот в Нюрнберге они встретились вновь, и Папен, конечно, узнал Шейнина. В богатой контрастами картине Дворца юстиции особое место занимали переводчики. Теперь мы уже привыкли к тому, что во время международных встреч и конгрессов, где дискуссии ведутся на многих языках, ораторы не прерывают своих речей для перевода. Перевод осуществляется синхронно: с помощью радиоаппаратуры немцы и болгары, французы и арабы, англичане и итальянцы сразу слышат на доступных им языках любое высказывание. Но тогда, в Нюрнберге, такая система перевода была в новинку, особенно для наших советских переводчиков. С микрофоном они работали впервые, и можно себе представить, как все мы волновались, имея в виду, какое огромное значение придается в судебном разбирательстве буквально каждому слову.
Однако волнения эти оказались напрасными. Наши ребята я называю их так потому, что почти все переводчики были еще в комсомольском возрасте не ударили в грязь лицом. Технически синхронный перевод был организован так. Рядом со скамьей подсудимых стояли четыре стеклянные кабины. В них размещались по три переводчика. Каждая такая группа переводила с трех языков на свой родной — четвертый.
Соответственно переводческая часть аппарата советской делегации включала специалистов по английскому, французскому и немецкому языкам, а все они вместе переводили на русский. Говорит, например, один из защитников разумеется, по-немецки — микрофон в руках Жени Гофмана. Председательствующий неожиданно прерывает адвоката вопросом. Женя передает микрофон Тане Рузской. Вопрос лорда Лоуренса переведен. Теперь должен последовать ответ защитника, и микрофон снова возвращается к Гофману… Но работа нашего «переводческого корпуса» не ограничивалась только этим.
Стенограмму перевода надо было затем тщательно отредактировать, сличив ее с магнитозаписями, где русская речь чередовалась с английской, французской и немецкой. А кроме того, требовалось еще ежедневно переводить большое количество немецких, английских и французских документов, поступавших в советскую делегацию. Да, дел оказалось уйма, и я благодарил судьбу за то, что наши переводчики были не только достаточно квалифицированными большинство из них имело специальное языковое образование , но, что не менее важно, людьми молодыми и физически крепкими. Это и помогло им выдержать столь значительную нагрузку. В их добросовестном и квалифицированном труде — немалая доля успеха Нюрнбергского процесса. Им очень обязаны ныне многие советские историки и экономисты, философы и юристы, имеющие возможность пользоваться на родном языке богатыми архивами Нюрнбергского процесса.
Среди переводчиков у нас были и такие, чья деятельность выходила за рамки обычной работы с текстами и у микрофона. Скажем, Олег Трояновский и Энвер Мамедов номинально считались только переводчиками, и они действительно оказали большую помощь нашей делегации своим участием в переводах. Но у них имелся еще и опыт дипломатической работы, который тоже, конечно, не остался втуне. Летом 1945 года, когда в Лондоне на четырехсторонней конференции разрабатывалось соглашение о наказании военных преступников и Устав Международного военного трибунала, О. Трояновский впервые вступил в деловые контакты с И. Никитченко и А.
Он был прикомандирован к ним в помощь из аппарата нашего лондонского посольства и сразу зарекомендовал себя с самой лучшей стороны. В этом еще молодом тогда помощнике отличное знание иностранных языков счастливо сочеталось с эрудицией в области международных отношений, большой культурой, личным обаянием и исключительным тактом. Все это, вместе взятое, очень способствовало успешному решению сложных задач, стоявших перед советской делегацией. Иона Тимофеевич Никитченко рассказывал мне, как много полезных советов получал он в те дни от Олега Александровича Трояновского. Неудивительно, что впоследствии, оказавшись судьей в Международном трибунале, И. Трояновского в Нюрнберг.
Здесь Олег сидел за судейским столом, обеспечивая контакт советских судей Международного трибунала с судьями других держав. Он же участвовал и во всех закрытых судебных заседаниях. Мамедов прибыл на процесс из советского посольства в Риме и тоже, как говорится, очень пришелся ко двору. Советские судьи и обвинители высоко ценили его как переводчика, но в то же время привлекали к поручениям и совсем иного характера, требовавшим от исполнителя определенной политической зрелости. Я еще расскажу о таком интересном эпизоде процесса, как допрос германского фельдмаршала Паулюса, об обстоятельствах его прибытия в Нюрнберг. Здесь же упомяну только, что, прежде чем обеспечить выступление Паулюса в суде, следовало преодолеть ряд организационных трудностей.
В немалой степени этому содействовал Энвер Мамедов. После окончания Московского института истории, философии и литературы каждый из них по нескольку лег работал во Всесоюзном обществе культурной связи с заграницей. И мы с гордостью сознавали, насколько выше они в своем развитии по сравнению с переводчиками других стран. Когда на окончательно выправленной стенограмме стояла подпись Кулаковской или Соловьевой, можно было надеяться, что будущий историк, изучающий Нюрнбергский архив, не найдет повода для претензии. Кроме того, обладая опытом общения с зарубежными деятелями культуры, эти наши товарищи постоянно помогали работникам советской делегации находить общий язык со своими американскими, английскими и французскими коллегами. Переводчиков у нас было гораздо меньше, чем у делегаций других стран.
Работы же для них оказалось, пожалуй, даже больше, чем у наших партнеров по трибуналу. И здесь все мы имели возможность лишний раз на практике убедиться в том, что такое новое, советское, отношение к труду. Князь Васильчиков, состоявший на службе у американцев, с недоумением спрашивал наших синхронных переводчиков: — Слушайте, господа, зачем вы еще занимаетесь переводом документов? Вам ведь за это не платят. Синхронные переводчики, тратившие очень много энергии на выполнение своих прямых обязанностей, действительно освобождались от всякого иного перевода. Однако Костя Цуринов и Тамара Соловьева, Инна Кулаковская и Таня Рузская не могли оставаться безразличными, когда их товарищи — «документалисты» Тамара Назарова или Лена Войтова — сгибались под тяжестью своей нагрузки.
Наше неписаное правило — товарищеская взаимопомощь — ярко проявлялась и в другом. Как я уже говорил, в кабинах переводчиков каждой страны всегда сидело по три человека. Речи судебных ораторов порой продолжались в течение часа и даже более того. В этих случаях переводчик с соответствующего языка работал с предельным напряжением, а остальные двое могли слушать, так сказать, вполуха, только чтобы не пропустить реплику на «своем» языке. Переводчики — американцы, англичане и французы в подобной ситуации обычно читали какую-нибудь занимательную книгу или просто отдыхали. Наши же ребята почти всегда все вместе слушали оратора и в полную меру своих возможностей помогали товарищу, ведущему перевод.
При синхронном переводе даже самый опытный переводчик непременно отстает от оратора. Переводя конец только что произнесенной фразы, он уже слушает и запоминает начало следующей. Если при этом в речи дается длинный перечень имен, названий, цифр, возникают дополнительные трудности. И вот здесь-то у наших переводчиков всегда приходили на выручку товарищи по смене. Они обычно записывали все цифры и названия на листе бумаги, лежавшем перед тем, кто вел перевод, и тот, дойдя до нужного места, читал эти записи, не напрягая излишне память. Это не только гарантировало от ошибок, но и обеспечивало полную связность перевода.
Справедливости ради не могу не заметить, что такая форма товарищеской взаимопомощи вскоре получила распространение и среди переводчиков других делегаций. Вот оно, пусть хоть маленькое, но все же торжество нашей морали! Работать в Нюрнберге в качестве переводчиков или даже архивариусов стремились многие советские историки, экономисты, международники, юристы. Хорошо помню письмо ныне покойной академика А. Она рекомендовала в качестве переводчика своего ученика М. Миша Восленский оказался прекрасным работником и замечательным товарищем.
Он мечтал стать летописцем процесса.
Важные и оперативные новости в telegram-канале "ZAB. RU" Заметили ошибку? Сообщите, пожалуйста, редакции. Выделите текст и нажмите клавиши «Ctrl» и «Пробел».
"Правда умерла от голода": о чем рассказала 100-летняя листовка
Пользователь6 лет назад. 1. их письма 2. в обоих руках 3. уважаемые директоры. У меня уже есть к 1980 году коммунизм и к 2000 году квартира. до тысяча восемьсот двенадцатого года. Тысяча девятьсот пятый год перед царским судом. По словам главы МИД Таджикистана Мухриддина, назрела актуальность повышения эффективности деятельности Антитеррористического центра СНГ.
Новости в России и мире сегодня
Здесь находились городские власти и промышленники Иваново - Вознесенска. И здесь утром состоялся многотысячный митинг. Рабочие выдвинули около трех десятков требований, в основном чисто экономического характера: установление гарантированного минимума зарплаты, введение восьмичасового рабочего дня, повышения зарплат, улучшение санитарно - технических условий труда, отмену штрафов. Ну а поскольку список требований рабочих составлял местный большевистский комитет, в который входили такие известные революционеры, как Михаил Фрунзе, Фёдор Афанасьев Отец , Семён Балашов Странник , то в требование стачечников были включены и политические требования : созыв учредительного собрания, введение демократических свобод, празднование первого мая, ликвидации фабричной полиции и т. Фабриканты отказались их принять, мотивируя это нежеланием общаться с неорганизованной толпой. Тем самым представители ивановской буржуазии сами подтолкнули рабочих к выбору депутатов. Поэтому 15 мая 1905 года рабочие выбрали 151 депутата, создавших Собрание уполномоченных депутатов г. Иваново - Вознесенска. Негорелая улица.
Мещанская управа. В этот день здесь проводится первое заседание фактически первого в России общегородского Совета рабочих депутатов. Голубева, Фёдор Самойлов, Матрёна Сарментова.
Это очень хорошо видно на примере обеспечения Красной Армии бронетехникой, что было одной из важнейших задач первой пятилетки: если в 1929 году у нее на вооружении стояли 65 танков и 92 бронеавтомобиля, то в 1932 году — 1401 и 213 соответственно.
Военная пятилетка В 1938 году, по окончании второй пятилетки, проходившей под лозунгом коллективизации и повышения уровня жизни советских граждан, стартовала третья, которая должна была завершиться в 1942 году. К ее началу было совершенно очевидно, что мир все быстрее и быстрее движется к началу новой глобальной войны, и потому основное внимание в пятилетних планах было уделено, по сути, подготовке к ней. Вместо «больше, больше, как можно больше! Таких колоссальных цифр, которыми потрясала иностранных экономистов первая пятилетка, страна уже не показывала, зато наладила проектирование и выпуск образцов техники, которые мало в чем уступали заграничным.
Прежде всего это касается, конечно, военной сферы: именно в ходе третьей пятилетки были созданы такие легенды Второй мировой войны, как танк Т-34 , пистолет-пулемет ППШ , самозарядная винтовка СВТ-40 , истребитель МиГ-3, бомбардировщик Пе-2 и штурмовик Ил-2. Завершить пятилетку так, как планировалось, помешала война, но даже с учетом этого результаты были недалеки от запланированных. Пятилетка, ставшая семилеткой Две послевоенные пятилетки — четвертая 1946-1950 и пятая 1951-1955 — были призваны решить в первую очередь задачу восстановления советской промышленности, разрушенной в военные годы, и вернуть уровень жизни в стране хотя бы к довоенным показателям. Задачей же шестой пятилетки, план которой утвердили на знаменитом ХХ съезде КПСС, был полуторный рост производства и развитие прежде всего прогрессивных наукоемких отраслей, в том числе и стремительный рывок в космос.
Негорелая улица. Мещанская управа. В этот день здесь проводится первое заседание фактически первого в России общегородского Совета рабочих депутатов.
Голубева, Фёдор Самойлов, Матрёна Сарментова. Совет действовал как орган революционной власти: осуществлял явочным порядком свободу собраний, слова, печати, устанавливал революционный порядок в городе, принимал меры по оказанию помощи бастующим и их семьям. Боевую дружину рабочих возглавлял большевик Иван Уткин Станко.
Полтора месяца Совет вел переговоры с фабрикантами. Пытаясь сломить бастующих и их рабочий Совет, царские власти применили войска. В тот день на Талке арестовали более 80 человек, среди которых находилось 44 депутата.
Однако власть не рассчитала, что подобные действия вызовут бурю негодования у рабочих, которые к тому времени уже кое-чему научились и давно перестали быть покорными рабами режима. В особняках фабрикантов зазвенели стекла, загорелись дачи. Напуганный губернатор был вынужден уступить: арестованных освободили, а собрания на Талке были вновь разрешены.
Под влиянием неудачной для России войны с Японией в стране нарастала напряженность. В июле 1904 г. В конце 1904 г. Либералы требовали народного представительства, ограничения самодержавия и введения конституции. Император заявил, что считает парламентскую форму правления вредной для вверенного ему Богом народа.
Потрясением, давшим начало революционной смуте, стало событие, случившееся в Петербурге 9 января 1905 г. По советской версии, петербургские рабочие во главе со священником Георгием Гапоном вышли на мирную демонстрацию с тем, чтобы в Зимнем дворце вручить царю петицию. Однако власти расстреляли это народное шествие. В событиях действительно приняла участие мирная демонстрация, похожая на крестный ход: рабочие несли иконы, хоругви и царские портреты. Но она была составной частью акции, подготовленной революционными провокаторами.
Уже с утра, задолго до первых выстрелов, на Васильевском острове и в других местах группы рабочих во главе с эсеровскими активистами сооружали баррикады и водружали красные флаги. Тысячи демонстрантов несколькими колоннами двигались к Дворцовой площади. Еще не было выстрелов, а какие-то люди уже распускали слухи о массовых расстрелах. Попытки властей упорядочить шествие получали отпор. Начальник Департамента полиции Лопухин кстати, симпатизировавший социалистам позднее так объяснял случившееся Императору: «Наэлектризованные агитацией толпы рабочих, не поддаваясь воздействию обычных общеполицейских мер и даже атакам кавалерии, упорно стремились к Зимнему дворцу, а затем, раздраженные сопротивлением, стали нападать на воинские части.
Такое положение вещей привело к необходимости принятия чрезвычайных мер для водворения порядка, и воинским частям пришлось действовать против огромных скопищ рабочих огнестрельным оружием... Шествие от Нарвской заставы возглавлялось самим Гапоном, который постоянно выкрикивал: «Если нам будет отказано, то у нас нет больше Царя». Между тем Николая II в тот день не было в Петербурге, и он при всем желании не мог бы принять петицию. Колонна подошла к Обводному каналу, где путь ей преградили ряды солдат. Офицеры предлагали толпе, напиравшей все сильнее, остановиться, но она не подчинялась.
Последовали первые залпы, сначала холостые. Толпа готова была вернуться, но Гапон и его помощники шли вперед и увлекали за собой остальных. Раздались боевые выстрелы. Примерно так же развивались события и в других местах - на Выборгской стороне, на Васильевском острове, на Шлиссельбургском тракте.
Арабский халифат и его распад
- Содержание
- День Победы за рубежом
- В одном из выделенных ниже слов допущена ошибка в образо
- Новости дня
- А.И. Полторак. Нюрнбергский эпилог
- "Правда умерла от голода": о чем рассказала 100-летняя листовка
Укажите пример с ошибкой
Последние мировые новости за последнюю неделю и сегодня. Десятки тысяч военнослужащих СС и вермахта после 9 мая 1945 года пытались уйти к союзникам, лишь бы не сдаваться Советской армии. Запишите правильный вариант формы слова (слов). 1) ихние письма 2) в обеих руках 3) до тысяча девятьсот пятого года 4) уважаемые директора 5 Найдите и исправьте ошибку (ошибки) в образовании формы слова. У меня уже есть к 1980 году коммунизм и к 2000 году квартира.
Внимание! От советского Информбюро! В этот день, пятого апреля тысяча девятьсот семьдесят седьмого
и фоторепортажи. самодержавие и манифест семнадцатого октября тысяча девятьсот пятого года. В этот день, пятого апреля тысяча девятьсот семьдесят седьмого. Новости политики, экономики, культуры и спорта, свежие репортажи, интервью, статьи на сайте издания Новые Известия.
Укажите пример с ошибкой
Печатный, машинописный, рукописный текст.... Чернила, карандаш. В деле содержится также брошюра: Высочайший манифест 17 октября 1905 г... Манифест 17 октября 1905 года...
Фонд Совета Министров 1905-1917... Об издании Манифеста 17 октября 1905... Об издании Манифеста 17 октября 1905 Экземпляр фотографических снимков с рукописных черновиков, относящихся до составления манифеста 17 октября 1905 года и записки, излагающей ход событий подписания его величеством манифеста и кроме того 5 экземпляров снимков лишь с черновиков по составлению манифеста.
Экземпляр фотографических снимков с рукописных черновиков, относящихся до составления манифеста 17... Экземпляр фотографических снимков с рукописных черновиков, относящихся до составления манифест... Ковалевским представленный государю.
Проект высочайшего манифеста, составленный В.
Сверхскоростной паровоз 2-3-2 Ворошиловградского паровозостроительного завода. К 1941 году с момента начала политики индустриализации в Советском Союзе было построено 23 тыс. Эти научно-технические и экономические успехи во многом определили результаты войны», — добавила эксперт.
Экономика мирной жизни После победы над нацистской Германией советское руководство поставило перед обществом задачу восстановить страну, сделать новый экономический рывок и нарастить промышленное производство в три раза по сравнению с довоенным уровнем. Также по теме Последний конвертируемый: как золотой червонец помог советскому правительству побороть инфляцию В начале 1920-х годов молодая советская республика столкнулась с самой сильной инфляцией за всю российскую историю. По стране ходили... К 1961 году планы властей были перевыполнены: СССР производил 50,9 млн т чугуна, 70,8 млн т стали, 506,4 млн т угля, 166 млн т нефти.
Объём машиностроения в 1950 году в 2,3 раза превысил показатели 1940-го. Вместо седьмого пятилетнего плана была введена семилетка 1959—1965 годов, направленная на развитие высокотехнологичных производств, рост уровня жизни и совершенствование ВПК на фоне холодной войны. В этот период в два раза выросла нефтедобыча, началось массовое строительство микрорайонов, динамично росло производство легковых автомобилей. С конца 1960-х годов темпы роста основных экономических показателей начали постепенно снижаться, хотя в целом оставались достаточно высокими.
Строительство жилых корпусов в Академическом проезде в Москве. В годы перестройки негативные тенденции только усугубились. В конце 1980-х темпы роста ВВП снизились, в 1990 году стали отрицательными.
Словообразование в них верное. Ошибка, причем очень часто встречающаяся, закралась в пятом, предложенном нам на рассмотрение, варианте. В порядковых составных числительных по падежам изменяется лишь последнее число. Пример: В две тысячи двадцать пятом году.
Листовка была выпущена в 1905 году изданием "Народное право" и интересна уже тем, что она подробно объясняет читателям, что такое свобода слова и свобода печати. Для того времени это были новые понятия. Вот и в самой листовке подчеркивается ее связь с манифестом "Об усовершенствовании государственного порядка", который 17 30 октября 1905 года подписал император Николай II. Этот документ даровал свободы гражданам России, что считается главной и первой победой революции 1905-1907 годов. Текст манифеста был подготовлен под руководством Витте. Он провозглашал свободу личности, совести, слова, собраний, союзов, партий, а также неприкосновенность личности. Конституционно-демократическая партия была организована 12-18 октября 1905 года на учредительном съезде земцев-конституционалистов и "Союза освобождения".